Земовит Щерек - Татуировка с тризубом

И в то же самое время Одесса меня заводит. До конца даже не знаю — почему. Но я всегда испытываю возбуждение, когда приезжаю сюда, кода поезд вкатывается на вокзал, украшенный звездой города-героя СССР. Чего-то я здесь ищу, и никогда не нахожу; но это, возможно, даже и к лучшему, ведь, это что-то, благодаря этому, не перестает носиться в воздухе. Ведь если бы, не дай Боже, я понял, чего ищу, и, не дай Боже, нашел бы это, все могло бы походить на паршивый пересказ хорошего фильма ужасов, который способен облажать всю историю.

Я обожаю слушать одесский русский язык. Обожаю слушать одесситов, утверждающих, что они люди русской культуры, но отличающиеся от русских и украинцев. Впрочем, в Одессе я немного отдыхаю от Украины и украинскости, уж слишком часто разыгрываемой на наивысшей, вибрирующей национальной тональности, очень часто истерической и в больших количествах мучительной. В этом плане, мне нравится одесское шутовство. Понятное дело, одесситы тоже могут быть слезливыми и истеричными, если речь идет об их родном городе, но вот тут я не совсем уверен; а не является ли этот культ собственного города именно тем, чего я ищу. Ведь культ города, это, что ни говори, нечто другое, чем культ державы. Мне скучно, когда в миллионный раз мне рассказывают о том, как эти несчастные две сотни лет назад основывали этот их бессарабский Новый Орлеан, но мне нравится, когда рассказывают о том, что Одесса могла бы быть им достаточной в качестве родины, о том, что вроде как глупо в этом признаваться, но люди охотнее всего создали бы для себя независимую одесскую республику, независимую как от Москвы, так и от Киева, только ведь так не выйдет, в связи с чем одни предпочитают прятаться за Киев, а другие — за Москву. Только ведь, всегда это будет прятанием за кого-то. Если бы пришли Лондон с Парижем, кто знает, не спрятались бы и за них. Одесситы явно бы не признались, но, а черт его знает, как бы они отдали голоса в тайном голосовании. Мне нравится, когда они признаются, что практически никогда не выезжают из Одессы, потому что незачем. Даже в Бессарабию. Быть может, каждый из них бывал в Аккермане, не вспоминая уже про Измаил. Разве что в Каролино-Бугаз разочек выскочат. Одесситы разоружают. Одесса — это остров. С одной стороны море, с другой — степи, а посрединке — маленький, компактный мир.

Боже мой, как же они между собой ругаются. Терпеть друг друга не могут, а потом все встречаются на чьем-нибудь дне рождения. Например — в торговом центре между Привозом и железнодорожным узлом. Вот это меня всегда восхищало — вокруг полно памяток, о которых мечтает весь пост-Совок и половина Европы, все эти улицы города-мифа, а они, одесситы с деда-прадеда, договариваются устроить семейный праздник в пластмассовом торговом центре возле вокзала.

Под покрытым копотью Домом Профсоюзов, где 2 мая 2014 года страшной смертью погибли сорок восемь человек, в большинстве своем — пророссийски настроенных протестующих, собирается все меньше народа. Собственно говоря, уже никто не собирается. Этих смертей никто не в состоянии или не желает выяснить, так что дело постепенно засыхает. Те, которые поддерживают Киев, говорят о провокации промосковских служб; те, которые стоят за Москву — говорят о преступлении Правого Сектора и вообще правых. Но вся эта болтовня уже усыпляет, и единственное, что способны сделать комментаторы, не желающие умножать сплетен или повторять надоевшие всем теории, это пытаться выдумать эффектные лозунги типа: "Каждый, кто в Одессе пытался чего-то разыграть, тот проиграл" или же "Эта трагедия напомнила о том, что на самом деле для всех было важным лишь добро самого города". Постепенно память об убитых затирается. Поначалу приходящих сюда людей было много, под зданием выставили снимки жертв, а на низеньких, скорченных деревцах под Домом Союзов висело много георгиевских ленточек — символов "российской весны", как Москва называет инспирированные собой же пророссийские выступления в Украине. Сейчас все георгиевские ленты сняли, а металлический забор вокруг здания покрасили в желто-синий цвет. Снимки все так же висят, но как тут протестовать против Украины под громадным, протянувшимся более, чем на сотню метров украинским флагом. И никого практически уже нет. На всякий случай стоят милиционеры — и ужасно скучают.

А неподалеку от Дома Союзов новый губернатор области, бывший президент Грузии, Михеил Саакашвили, возводит новый дом, такой же, каких он настроил в своем государстве. Это Дом Справедливости, нечто вроде центрального областного учреждения, где все официальные дела можно устроить быстро, эффективно, никому не давая на лапу. Это здание — символ украинских перемен, вводимых по грузинскому образцу. Постсоветская версия эффективного государства, которое в Грузии — фактически — сработало, и украинцы надеются, что такое же удастся и у них. Но в Грузии реформы Саакашвили подействовали лучше, чем сам Саакашвили, который, правда, вырвал страну из постсоветского болота и коррупции и поставил на совершенно новый уровень, но и он поддался искушению автократической власти. Из страны его изгнали, предохранившись перед возвращением, выставив ему обвинения со стороны прокуратуры. Но Украина в отчаянии, и сложно удивляться этому отчаянию. Украина желает похоронить пост-Совок раз и навсегда, пробить ей грудь колом, и ей все равно, кто этот кол в руках держит.