Однако для Абоаба Манассия не был даже из одного теста с родным отцом: отец Манассии, что ни говори, взял у мохела нож и со всей решительностью и поразительной выдержкой собственной рукою заключил завет с Вечным, тогда как сын, плача и скуля, стоял на ватных ногах и в конечном счете прямо-таки рухнул на нож, заработал повреждение, не имевшее ничего общего с заветом, наоборот, чуть ли не насмехавшееся над Творением. Теперь он сидел за партой, робкий и беспомощный, не имея представления о священном языке, знал, конечно, латинские правила, но был не способен вести диспут на ученой латыни и, если чего-то не понимал, задавал вопросы на языке врага. Так обстояло в третьем классе, куда Манассия, по твердому убеждению Абоаба, сумел пролезть обманом.
Школа, именуемая Nossa academia, Наша академия, располагалась рядом с синагогой, в здании, построенном всего несколько лет назад, и было в ней шесть помещений, шесть классов, куда учеников зачисляли не по возрасту, а по уровню знаний. Вот почему, скажем, в одном из шести равновеликих помещений теснилось больше сотни детей и подростков, в другом же сидело над книгами меньше десятка учеников. В первом классе ученик изучал алеф-бет [45] Еврейский алфавит.
и основы древнееврейской грамматики, пока не мог без запинки прочесть псалом из Книги Славословий. Временных рамок не существовало: в любую минуту принимали новых учеников и в любую же минуту ученика могли перевести в следующий класс, коль скоро он усвоил в своем классе все, что полагается. Во втором классе читали Пятикнижие, пять Книг Моисеевых, до «пред глазами всего Израиля» (Втор. 34:12). Затем, в третьем классе, обсуждались комментарии Раши [46] Раши (рабби Шломо бен Ицхак, 1040–1105) — толкователь Талмуда и Библии, первый еврейский ученый на Западе, который написал комментарий ко всему еврейскому Священному Писанию.
к важнейшим пассажам Второзакония. Здесь требовался определенный навык не только в чтении, но и вообще в устной речи, однако лишь в шестом классе, в собственно ешиве, родной испанский или португальский был полностью исключен. Ешива, изучение таких великих авторитетов, как Маймонид, Иаков бен-Ашер, Иосе Каро и других, вел сам главный раввин, ученый Исаак Узиил, который принимал в ешиву только тех, кто обещал блестящие успехи в научном образовании. Остальные заканчивали школу после пятого класса, со званием бахур.
Первым учителем Манассии, сиречь его руби, стал некий Авраам Реубен из Феса, увы, начало не слишком удачное. Этого человека куда больше интересовало физическое, а не духовное развитие вверенных ему учеников. «Это что же, буква „мем“? С виду-то словно… — он отвешивал ученику шлепка, — словно губы, сложенные для поцелуя. Эй! Где у тебя мозги? — Он хватал ученика между ног. — Может, тут? Сосредоточься на священных буквах и забудь о плотских желаниях!»
Этому руби Реубену, когда он узнал прозвище Манассии, загорелось своими глазами увидеть сию вызванную обрезанием анатомическую особенность. Однажды он задержал Манассию после уроков, когда все ушли домой. Манассия тогда еще не слишком преуспел в стараниях жить со своим новым тождеством не только как с новой одеждой, но принять его как нечто естественное и неотъемлемое, вроде носа, отчего он с закрытыми глазами, буквально со слепой покорностью читал «Отче наш» — да-да, в еврейской школе будущий раввин читал «Отче наш», — а руби меж тем спустил с него штаны и тотчас несколько раз вскричал: «Боже мой! Боже мой!»
Такси ехало вверх по Хёэнштрассе, поднималось ввысь, как самолет, который после бесконечно долгого разбега вот-вот оторвется от земли.
— Погоди! — сказала она, прежде чем Виктор успел дать ожидаемый ответ. — Я хочу проехать дальше, к тому месту, откуда открывается изумительная панорама Вены. Это, правда, не гостиница, но очень романтично!
Таксист тем временем с согласия пассажиров поменял кассету. После софт-рока поставил «Simply the Best from the 70's ». «Смоки»: «Lay Back in the Arms of Someone».
Машина пробила туман, и Мария сказала:
— Слушай, Вик, не смотри так тоскливо! Рассказывай дальше! Просто рассказывай дальше!
Авраама Реубена вскоре с позором уволили: рабби Узиил застал его и одно
го из учеников в ситуации, какую именовали не иначе как «мерзость», или фигурально «Левит 19:22». Реубен бежал. Последнее, что слышала о нем португальская община Амстердама: в Антверпене он крестился и принял имя Франсишку ди Сан-Антониу.
Читать дальше