Пол Теру - Отель «Гонолулу»

Признание наконец вырвалось у старика, мать Невермана впала в истерику, конец их супружеской жизни смахивал на автокатастрофу, причем пострадали все пассажиры. Много лет спустя Неверман осознал, что эта девушка, дочь Эдит, намеренно соблазнила его отца. Развод и повторный брак погубили семью. Матери Невермана удалось добиться от мужа кое-каких денег, но еще больше — обещаний, а через несколько лет дочь Эдит, в свою очередь, потребовала развода. Она захватила дом и половину фирмы, потратила свою долю капитала на себя и тем самым разорила все предприятие. Соблазнительница обобрала старика до гроша, с горя он подсел на алкоголь и таблетки — это он-то, в жизни не выпивший ни капли спиртного. Бруно покончил с собой, написав перед смертью любовное послание дочери Эдит.

Мать Невермана отдалась своей скорби — она могла только плакать, превратилась в иссохший, колеблемый ветром скелет, почти утратила дар речи. Денежные обязательства по отношению к ней остались невыполненными, ей пришлось переехать в меблированные комнаты в Де-Плейне, а Бенно, тогда еще подросток, по вечерам подрабатывал в супермаркете и, едва закончив школу, устроился работать на фабрику, изготавливавшую садовую мебель. Он хотел вернуть матери прежнее благополучие, дать ей возможность под старость пожить в достатке, но она умерла в нищете и печали задолго до того, как Неверману удалось сколотить состояние.

А та девушка, дочь Эдит? Она снова вышла замуж, выследила другую жертву. Второй муж ее тоже был богат, и она его бросила, за ним последовал дантист, китаец с Филиппин по имени Гарри Ма, умело вкладывавший свои деньги. У них родился сын Чип. С мистером Ма она опять же развелась, но фамилию его сохранила, осталась «мадам Ма». Я рассказал Неверману, чем закончилась эта история и что при этом открылось: как безобидная с виду журналистка, приятельница нашего Бадди, постоянная обитательница отеля, оказалась матерью убийцы, совратившей и своего сына, и его любовника, но она, причина всего этого безумия, отнюдь не выглядела сломленной — только загадочной и опустошенной. Вскоре Неверман выехал из гостиницы — его поиск подошел к концу, — а затем наконец-то нас покинула и мадам Ма.

По его неуверенной дергающейся походке, по тому, как этот человек оглядел вестибюль моей гостиницы, подавшись вперед, склонив голову набок, точно птица, изучающая червяка: съедобен ли? — по всем этим приметам я заключил, что новый гость высматривает кого-то, кто еще тут не появился и кто, судя по его колебаниям, ему мало знаком.

Он чего-то ждал, предчувствовал, дыша частыми, мелкими глотками, осторожно пробуя воздух Вайкики. И все время моргал. Чарли Хоупкрафт — при таком имени и прозвище не требуется [27] Фамилию Hopecraft можно перевести с англ. как «специалист по надеждам». . Розовый, крупнотелый, не умеющий обзаводиться друзьями мужчина средних лет, в больших чистых теннисных туфлях, точно кошка с белыми задними лапками. Мне пришла в голову удачная мысль — поселить новоприбывшего на третьем этаже напротив Пуаманы.

Обычно, распределяя номера, я отделял краткосрочных визитеров, занимавших верхние этажи с видом на море, от постояльцев, живших внизу и не имевших вида на море — зато они находились поблизости от администрации. Однако в «золотую неделю» гостиница была забита до отказа, и единственный номер для Чарли Хоупкрафта нашелся на третьем этаже. Он сказал, что ему там нравится. Как многие нервные люди, он все время сообщал совершенно ненужную информацию о себе:

— Мой дядя был тут во время войны.

— В этом отеле?

— Нет, на Гавайях. Он был на Мауи, на каком-то аэродроме.

Хоупкрафт приехал из Юты. Возможно, он был мормоном, но в таком случае не слишком исправным: он пил. Прово, неподалеку от которого он жил (его родной поселок располагался где-то в горах), казался ему чересчур шумным.

— Но это очень порядочный город, никаких проституток, — добавил он, оглядываясь по сторонам, не с любопытством, а с дрожью брезгливости, слегка пригибаясь и словно ожидая ответа. Или он хотел намекнуть, что в Вайкики проституток пруд пруди? — Первый раз выезжаю из Соединенных Штатов, — сказал он.

— Это тоже Штаты.

Хоупкрафт принадлежал к числу тех застенчивых, неспособных к общению людей (как правило, это мужчины), что внезапно оживляются при виде домашних животных. Стоит появиться какой-нибудь пыхтящей твари в ошейнике, и они тут же принимаются с ней сюсюкать. В данном случае объектом внимания сделался огромный кот Пуаманы Попоки. Уклончивые люди, боящиеся встретиться глазами с собеседником, реагируют на животных так, словно те являются законными представителями своих хозяев. Едва увидев это обросшее шерстью чудище, Хоупкрафт опустился на четвереньки и начал его гладить, лепеча какой-то задушевный вздор. Попоки был жирный, подозрительный кот со злобной мордой и до блеска расчесанной шерстью, черной с небольшой примесью белых волосков, точь-в-точь как волосы его хозяйки, когда она не красилась. «Попоки» по-гавайски и значит «кошка» — от «poor pussy», «бедная киска». Видимо, животные воспринимают какие-то сигналы, по которым узнают своих поклонников: коту Хоупкрафт понравился, а это служило лучшей рекомендацией в глазах Пуаманы.