Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

Клод ходил на окраины города, появлялся на пристани, где его всегда встречали радушно. Он медленно собирал знания из простых источников, узнавал новое от жестянщиков, оловянщиков, паяльщиков, литейщиков и даже от ученика дросселировщика. Было и простое везение. Как-то раз один иностранец, проезжая через Париж, выставил на всеобщее обозрение механическую птичку, которая могла хлопать крыльями и напевать любую мелодию, какую пожелает публика. Волнение переросло в негодование, когда выяснилось, что великий Джузеппе Пинетти де Вильдаль – мошенник, а звуки, издаваемые его механизмами, на самом деле наигрывает сообщник, сидящий под сценой (он чирикал через луковую шелуху). Тем не менее инцидент обратил внимание Клода на бесценную работу Россиньеля о птичьем пении.

В дальнейшем юноше помог один торговец птицами, выведенными в Германии: щеглами, малиновками, дроздами и коноплянками. Продавец уже вот-вот должен был закончить исследования поведения птиц, а потому расщедрился и уступил Клоду двух пичуг, что попроще, по сниженной цене.

Дабы достать материалы для работы, Клоду пришлось рисковать. Ему понадобилось украсть кое-что у своего работодателя – в частности, две клизмы, которые были частью таинственного, но забракованного желудочного аппарата. Также юноша попросил двух младших братьев-близнецов Маргариты, промышлявших поиском железяк, выпавших из экипажей, отыскать некоторые специальные детали до того, как они окажутся на дороге.

Вскоре Клод начал мастерить. Его молоток стучал тихо и ровно, подобно молотку Челлини. Его горшочек с клеем булькал, как миниатюрный Везувий. Соседи бурно извинялись за беспокойство и все равно входили к Клоду, чтобы посмотреть, как он трудится. После того как все оценили работу, было вынесено решение, что Клод блестяще усовершенствовал и без того оригинальную модель. Щедрость Александры, пусть не из благих намерений, позволила юноше вернуть к жизни свои таланты. Он чувствовал себя как нищий художник-иллюминатор, [85]который получил золото и, вместо того чтобы кормиться, расписывает еще один манускрипт. Клод хотел выразить свою благодарность патронессе и рассказать ей об успехах, однако мадам Хугон отказывалась видеться с ним. Ее служанка говорила, что к ней нельзя, она у доктора, лечится от электрического дисбаланса.

– Он ученый, – добавила горничная.

Итак, Клод и Александра больше не встречались, что было особенно неприятно, ведь определенного рода контакты являлись сущностью их связи. Впрочем, это беспокоило юношу лишь в минуты отдыха, в оставшееся время работа поглощала его полностью, и он не мог прочувствовать всю значимость их разлуки. По крайней мере до тех пор, пока Плюмо не принес очень интересную новость.

Писатель, задыхаясь, ворвался в комнату Клода.

– Я прямо из зала суда!!!

– Суда?!

– Суда по делу твоей Александры!

– Она не моя.

– Скоро станет, поверь мне. Она свободна.

– Свободна?

– Да, свободна от мужа. Она ведь постоянно делала какие-то намеки на брачные обстоятельства… Теперь смысл намеков ясен. Я же говорил тебе, что буду расследовать дело.

– И что же ты узнал?

– Угадай!!!

Клод устал и не думая бросил: «Адюльтер?» Однажды он подозревал ее мужа в неверности.

– Нет, гораздо интереснее. Я бы никогда не провел столько времени в суде, если бы дело касалось простого прелюбодеяния. – Плюмо выдержал эффектную паузу. – Церковный суд признал господина Хугона виновным в импотенции.

– В чем?!

Плюмо повторился:

– Господин Хугон был признан виновным в… – Писатель вновь остановился, а потом громко и четко произнес: – В ИМПОТЕНЦИИ!!!

– Господин Хугон?!

Плюмо улыбнулся.

– Расскажи мне все! – умолял Клод.

– Суд аннулировал брак. А обо всех тонкостях слишком долго распространяться. Да и я не уверен, что ты хочешь услышать полный отчет.

– Перестань дразнить и рассказывай.

– Хорошо, если ты настаиваешь. – Взглянув на свои заметки, журналист продолжил: – Ни одна сторона не отрицала, что они жили раздельно, ни месье, ни мадам. Зная это, прокурор потребовал полного расследования по сему делу, которое он назвал «невыполнением супружеских обязательств и нарушением священного закона». Все женатые мужчины, сказал он, должны обеспечивать государство гражданами, а церковь – прихожанами. Брак без выполнения супружеского долга – не брак вовсе. По крайней мере для государства. И для церкви. Со смаком и с чувством достоинства прокурор призвал суд «определить, кто из супругов, мадам или месье, отказывается принести Франции столь нужное потомство». Мне продолжать?