Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

– Почему он запрещает входить в часовню? – спросил Клод У слуг, собравшихся вокруг стола на кухне. Они намеревались очистить от шелухи устрашающе огромную гору бобов.

– Он никому не позволяет входить туда. Разве это не все, что мы должны знать? – ответил Кляйнхофф.

– Почему это никому? – бросила Катрин.

– Как?! А кому разрешает? – удивился Клод.

– Ей.

Клод снова спросил, пытаясь казаться безразличным:

– Ей?

Судомойка выдала еще одну сплетню о женщине, с которой никто из слуг не был знаком и чье имя аббат однажды упоминал в разговоре.

– Мадам Дюбуа – загадочной незнакомке. Я сама видела ее и аббата в прошлом месяце. Они были там.

– Где там?

– Так и быть, я расскажу. Они издавали такие звуки… Ты мог бы записать их в раздел «Боль и наслаждение», если у тебя, конечно, есть такой раздел в свитке «З».

Мария-Луиза предоставила еще немного сведений:

– А я слышала их неделю назад, в воскресенье. Аббат кричал в своей часовне. Никогда не слышала, чтобы он так кричал. Бедная женщина!

– Мы все их слышали, – в конце концов сказал Кляйнхофф.

– Но почему в часовне? – поинтересовался Клод.

– Ну, ты же знаешь, как он относится к Церкви. Там аббат становится другим. Свирепым, склонным к насилию. Правда, делает он это не со зла.

Клод продолжал настаивать:

– А как же инструменты? Как мне их достать?

– Тебе это никогда не удастся, – ответил Анри.

– Я снова спрошу аббата. Я должен спросить.

– Лучше тебе иметь вескую причину для этого, друг мой, – посоветовал Кляйнхофф.

– О, она у меня будет, – произнес Клод. – Обязательно будет.

– Господин, вы здесь? – позвал Клод. Ему сказали, что аббат ожидает его в лаборатории красок, но когда мальчик протиснулся сквозь тяжелую шерстяную штору, то ничего не увидел. В комнате было темно, хоть глаз выколи.

– Входи, входи. Привезли наконец-то. – Аббат стоял возле склянок с красными пигментами.

– Что привезли? – Клод споткнулся о книгу, пока прокладывал себе путь в глубь лаборатории.

– Счетовод разрешил мне потратиться немного, в знак того, что оценил наши старания. Вчера привезли мой заказ от Кулпепера.

Кулпепер был продавцом точного оборудования в Лондоне, к нему аббат обращался, когда хотел потворствовать своим желаниям. Кроме этого, лондонец торговал и электрическими аппаратами. Микроскоп и громоотвод привезли именно от него.

– И что же вы заказали?

– Ты увидишь это очень скоро, обязательно увидишь. – Оже чихнул. – Приготовься к удивительному зрелищу – игре света.

Аббат зажег свечу, и ее свет придал его лицу дьявольское выражение. Глаза Клода постепенно привыкли к темноте, и он разглядел контуры коробки из белой жести, с выступающим толстым «дулом», отверстие которого прикрывала картонная крышка. Аббат покрутил дуло вперед и назад.

– У него две линзы. Двояковыпуклая и выпуклая. Обе выполнены согласно немецким технологиям. – Оже регулировал фитилек свечи, пока пламя не стало ровным и ярким. Затем он снял картонную крышку с дула и торжественно объявил:

– Появление самой жизни!

Аббат достал стеклянную пластинку, разрисованную полупрозрачными картинками, и поместил ее в один из пазов позади лампы.

– Думаю, тебе понравится вот эта.

Неожиданно на стене появилась лодка, в которой сидели пираты.

– А как тебе такое? – Аббат покачал пластинку в коробке, и волны забились о борт лодки. – Есть еще один способ отображения. – Оже положил в жаровню уголь, пропитанный маслом, и поджег его. Картинка появилась на ширме из густого дыма. Комната наполнилась запахом масла грецкого ореха.

– М-м-м, сразу захотелось супчика Марии-Луизы, – сказал Клод.

Аббат вставил пластинку, которая разоблачила истинную причину приобретения проектора. Полупрозрачная парочка совокуплялась на дымчатой стене.

– Счетовод говорит, что ты сможешь лучше работать над этими сценами.

Клод не знал, как противиться этому нововведению в его работе над «Часами любви» и как объяснить аббату, что он хочет заниматься другими исследованиями.

Аббат вставил еще одну пластинку. На стене появились губы. Он покачал картинку, и расплывчатые губы начали шевелиться.

– Перспективное нововведение, не так ли?

Клод кивнул. Он уставился на открывающиеся и закрывающиеся челюсти. Через некоторое время мальчик сам открыл рот:

– Аббат, можно ли нам поговорить?

– Конечно. О чем, мой юный друг?

– Господин, я, безусловно, уважаю вас за то, насколько многогранны ваши интересы…