Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

Плюмо попытался еще раз:

– Откуда вы знаете, что Говорящий Турок славит именно Людовика?

Однако прокурор был готов к такому повороту событий:

– Не важно, какого монарха славит механический изменник – французского или испанского, дань ли это уважения Екатерине Великой или Георгу Английскому. Все эти коронованные чудовища сговорились против Республики! – Далее он спокойным тоном процитировал Гебера: – «Каждый свободный гражданин обязан желать смерти королю. И все равно, кто этот гражданин – человек, сам собирающийся стать королем, или же нищий, коим король помыкал».

Плюмо взял Клода за руку и подумал: а не заявить ли суду, что подсудимый стремился обезглавить французского короля еще до того, как это сделал Конвент? В этот миг защитнику посоветовали оставить жалкие попытки оправдания.

Смертного приговора было не избежать. Прокурор напомнил судьям о последнем деле – деле некого Жана Жульена, возчика. Его сначала приговорили к двенадцати годам каторги за то, что он крикнул «Да здравствует король!», ту же самую фразу, что произносил Турок. А затем возчика привезли обратно и казнили.

Дело Клода Пейджа обещало привести к такому же исходу. Однако, к всеобщему удивлению, виновным в преступлении против Республики судьи сочли не самого гражданина Пейджа, а его изобретение. Один революционный журналист заявил: «Говорящая голова больше никогда не заговорит!»

Ирония метода экзекуции заключалась в том, что одно изобретение убило другое. Новое орудие для обезглавливания, придуманное Жозефом Гильотеном, [120]заставило Турка замолчать.

Двумя часами позже вынесения приговора Клода заставили втащить свое творение на эшафот, где Турку оторвали руки и поместили его голову в lunette. [121]He били литавры, не было священника, отпускающего грехи. Лишь капитан легкой кавалерии следил за казнью – капитан и толпа зевак.

Клод попрощался с Турком под крики праздных гуляк. Восьмифунтовое лезвие, притупившееся от частого использования, уверенно описало нужную траекторию вниз по деревянным рельсам и попало в цель. Раздался страшный звук, стон, подобного которому Клод никогда раньше не слышал. Это было последнее, что смог произнести Говорящий Турок. Шея автомата, сделанная из закаленной стали, остановила лезвие. Палач, молодой человек по имени Сансон, обладавший правом на проведение казни с самого рождения, пустил нож по деревянным рельсам еще раз. Вторая попытка удалась. Говорящая голова, отделившись от разряженного в шелка тела, скатилась в плетеный мешок или в корзину из ивовых прутьев (это зависит от того, кому из журналистов, жаждущих наживы, вы склонны поверить).

Клод пытался достать голову, но ее вырвали ярые революционеры, которые набили рот Турка сеном и подбросили высоко в небо. Она подлетела и упала в толпу орущих патриотов. Затем голова снова поднялась в воздух и снова упала, уже в другой части площади, а затем еще несколько раз, все дальше и дальше от хозяина.

Клод перевел взгляд на туловище, оставшееся на эшафоте. Другой патриот решил так усердно поработать над ним, что к тому времени, когда изобретатель смог добраться до гильотины, вышивка бисером оказалась покрыта слоем экскрементов. Клод схватил то, что успел, и побежал прочь, расталкивая на ходу зевак, некогда плативших за вход в его Магиаторий.

Клод вернулся на чердак, где его жена и дочь томились в страшном ожидании. Их радость, ознаменовавшая возвращение изобретателя домой, вскоре поутихла, когда они узнали, что автомат уничтожен. Судебное разбирательство и казнь заставили умолкнуть не только Турка, но и семью Пейджей. Агнес сидела на полу, подогнув под себя ножки, и усердно хныкала, так, как умеют это делать лишь восьмилетние дети.

– У нас нет причин оставаться здесь, – наконец сказал Клод. – Мы должны возвращаться в Англию, пока власти не аннулировали наши паспорта.

В ту ночь, пока Маргарита и Агнес спали, механик с горечью размышлял о трагичной судьбе своего выдающегося изобретения. Разные воспоминания всплывали в его голове, но одно – особенно часто. Это был разговор с аббатом, во время которого Оже рассказал Клоду о «коробке жизни» из таверны, расположенной неподалеку от Сумисвальда. «Причудливый образ», – сказал тогда аббат. И это было действительно так.

Клод осмотрелся. Он надеялся найти лоток для циферблатов, однако все они были распроданы в его отсутствие. Тогда механик взял пустой ящик со стеклянной дверцей, в котором Пьеро однажды демонстрировал экзотических птиц, и поставил его в нишу. Подумал. Заглянул в кукольный домик Агнес. Он был продуман так подробно, что там имелся свой кукольный домик, в котором висела крошечная колыбелька. Клод выудил из домика несколько предметов и долго смотрел на них, размышляя, как они могут отразить определенные периоды его жизни и судьбу его изобретения.