Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

Одной рукой Клод повернул большой ключ, который служил простой приманкой для зрителей, в то время как другой переключал медные рычажки, запускающие Турка. Изобретатель делал это очень осторожно.

Публика замерла в ожидании.

– Шипение! Простое шипение?! Мы заплатили деньги, чтобы услышать шипение? Нас обманули! Это обман! – закричали адъюнкты, которые только и выжидали, когда что-нибудь пойдет не так.

Клод покопался за спиной у Турка и расстегнул пуговицу, чтобы добраться до внутренних механизмов. Тем временем Плюмо выступил вперед и развлекал публику:

– Терпение, пожалуйста! Немного терпения! Точные механизмы требуют постоянной регулировки! Он у нас темпераментный парень. А таковыми являются все автоматы. Помощники Жаке-Дро и Лешо провели всю жизнь с инструментами в руке, то и дело подправляя что-нибудь. И до сих пор известные писатели делают ошибки в правописании, художники выходят за поля гравюр, музыканты то и дело фальшивят. Как и маленькие дети, автоматы требуют постоянной заботы. В случае с Турком проблемы куда сложнее!

Плюмо увидел, как Клод сделал ему знак, что регулировка – компенсация давления на металлический язычок – произведена. Писатель закончил импровизированную речь, а изобретатель появился из-за спины Турка. Он вновь повернул ключ и потянул за рычажки. Его мечта исполнилась.

Сначала раздался звон, за ним последовали тихие звуки работающего механизма: скосов, замков, патронов, резьбы и дифференциальной передачи. Нежно запели птицы, расцвели цветы, две курительницы задымились благовониями. Турок начал двигаться. Он затопал ногой, привлекая внимание зрителей к полу. Затем он вздернул плечо, и взгляды собравшихся подскочили вверх.

В те времена, когда Клод работал над своим Турком, ученые утверждали, что жесты не менее важны для общения, чем сама речь. Мастера театрального искусства были восхищены древними записями об actio, [117]теории выражений лица. Один профессор ораторского искусства сказал Клоду, что убедительного ритора видно заранее, ибо он может привлечь внимание жестами еще до того, как откроет рот. И Турок тоже выглядел убедительно. Его голова двигалась из стороны в сторону, брови поднимались к потолочным балкам – возможно, стремясь к самому Аллаху. Его грудь слегка вздымалась, а тихое дыхание можно было услышать.

Но до сих пор Турок не издал ни одного человеческого звука. Клод крайне осторожно опустил ногу на педаль. Из мехов по бронхам воздух поступил в дыхательное горло. Серебряные губы, вдохновленные Вокансоном, приоткрылись, обнажив металлический язычок. Клод нажал на несколько кнопок, и вдруг, мучительно медленно произнося слова, Турок заговорил. Через раскрытые губы донеслось четыре звука:

– Veeeeee-vuuhhh-luhh-Waaaaaaaaaahhhhh!

Vive le Roi! [118]

Эти слова обеспечили славу Клоду. Они же предрешили и его судьбу.

Зрители слетались к Магиаторию, по словам извозчика, «как мухи на мед». Турок стал таким популярным, что вскоре его перевезли в более просторное помещение – палатка для демонстраций была установлена неподалеку от Лувра. Билеты первого, второго и третьего классов живо распродавались. А мэр города был так удивлен, что даже не потребовал взятки за помещение его имени в листовки. В течение трех месяцев жители Парижа выстраивались в очередь, чтобы увидеть предмет, описываемый в различных журналах под именем «Говорящей головы», «Искусственного человека», «Волшебного рта», «Говорящего Турка» (некоторые журналисты попали в точку) и «Механического Перса» (в те времена, как и сегодня, европейцы не слишком-то различали культуры Востока). Только одну партию зрителей заводили в палатку, как вновь у входа собиралась толпа. Калитку пришлось укрепить, дабы охладить пыл особо алчущих. Клод определил длительность каждого сеанса «зрительных демонстраций» – эта фраза напоминала ему о первом дне в Париже – и стоимость – три ливра за один просмотр. Такие расценки позволяли пускать в палатку шесть человек сразу.

Далее последовали приватные сеансы. Одна графиня пообещала Клоду сто ливров, если он заставит свою машину произносить ее имя. Увы, Клод сразу же понял: ублажить эгоизм графини Цвайбрюкен-Биркенфилд невозможно с точки зрения произношения. Другая знатная леди умоляла Клода принести Турка в ее спальню, неизвестно из каких соображений. Изобретатель отказался. Некая маркиза заплатила мастеру двадцать луидоров за единственную встречу с ним у себя в саду, где она присвоила Клоду титул главного оформителя и заказала ему несколько водяных органов. Господин Куртюа, владелец паноптикума, ранее не проявлявший интереса к проекту, теперь предлагал сотрудничество – его восковые фигуры становились все менее популярными в свете произошедших чудесных событий. И даже Ливре, проглотив свою гордость, предложил Плюмо опубликовать книгу о великом изобретении. Клод ответил сдержанно, что привело продавца книг в ярость.