Аллен Курцвейл - Шкатулка воспоминаний

Только Клод его не слышал. Он был очарован сценой, проявившейся внутри сетчатой рамки. Он смотрел, как Маргарита весело качает его дочь, затем ласково целует ее в щечку. Это был нежный поцелуй, и его нежность тронула сердце молодого отца. Клод видел лишенное матери дитя и бездетную мать. Сцена напомнила ему икону, Мадонну с младенцем, хотя и (виной тому законы оптики) Мадонну с младенцем вниз головой. Он задумался: «Каково это, когда тебя целует Маргарита?»

Долго думать ему не пришлось. В ту ночь, после того как подвесная кровать была опущена, кормилица сама пришла к Клоду.

Именно Маргарита сделала первый шаг. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Клода по пути домой, но знала его достаточно хорошо, чтобы понять – юноша не станет действовать сообразно своим желаниям. Не сказав ни слова, она осталась на чердаке после того, как Агнес уснула. Затем Маргарита разделась.

Раздевание началось со снятия взятого напрокат платья. Она вытянула руки, и этот жест напомнил Клоду о расписанном ситцевом переднике Катрин. Затем Маргарита стянула с плеч муслиновый шарф. Она повесила его на цепь, при помощи которой кровать крепилась к стене. Руки кормилицы замерли на мгновение на первом крючке платья перед тем, как расстегнуть остальные. Она развязала шнурок, стягивающий обременительные кринолины. Они упали на пол. Затем она сняла расшитый корсаж, белье и другие кружева. Упала нижняя юбка. На Маргарите все еще оставался корсет. Конструкция из китового уса, кишок и кожи, изменившая формы тела кормилицы, восхищала Клода. Потребовалось всего несколько мгновений, прежде чем женщина полностью освободилась от оков взятого напрокат одеяния.

Клод взглянул на отметины, пересекающие нежный стан Маргариты.

– Больно, наверное?

– Да, – ответила Маргарита. Она положила руку Клода, одетую в перчатку, на одну из отметин. Он провел пальцем по следам вокруг ее талии, вдоль спины и вверх по груди, где объемы значительно увеличивались. Неожиданно юноша заметил, что до сих пор одет в праздничный костюм: перчатки, туфли с пряжками, брюки и выглаженная рубашка все еще были на нем.

Маргарита принялась за Клода, помогая ему раздеться при помощи рта. Она задержалась на пуговицах. С тех пор как Клод носил бархатный сюртук, пуговицы стали для него буквально проклятием. Но теперь они придали действу некую утонченность и очарование. Маргарита закончила, оставив всего одну пуговицу – на брюках. Ее она откусила зубами, повертела на языке и положила рядом с манекеном.

– Как та женщина в твоей сказке, – сказала она.

– В моей сказке? – Клод не помнил историю, которую выкрикивал из окошка соседям, обновляя свое жилище.

– Да, пуговица, откушенная проституткой в момент неконтролируемой страсти.

Клод залился краской. Маргарита нежно улыбнулась над запоздалым приступом скромности и обняла его.

Работая эмалировщиком в поместье, Клод увидел примерно пятьсот животов и в два раза больше грудей. Он корпел над гениталиями доярок, собак и королев, ставил мушки на лица шлюх и морды лошадей, Работая в магазине продавца книг, он запоминал истории о плутоватых похождениях Питера Шалуна, дона Педераста и других неугомонных персонажей, населявших Коллекцию за Занавеской Люсьена Ливре. Но искусственная жизнь с картинок и даже любовная связь с мадам Хугон были ничем по сравнению с чувствами, которые он испытывал сейчас. В течение всей ночи Клод стирал из памяти эти ужасные веяния эротической моды, которыми никогда не страдала Маргарита. Она отвечала нежными движениями своего точеного тела, бесконечно возбуждая возлюбленного. Из их окна доносились головокружительные возгласы экстаза, не идущие ни в какое сравнение с надоедливыми завываниями семейки портных этажом ниже. Соседи в ту ночь слышали такие звуки, какие даже Клод не смог бы записать в свой свиток. Агнес крепко спала в новом бочонке – прежний постигла та же участь, что и предыдущий, – и только манекен, устроившийся в нише под полом, был свидетелем движений любовников в кровати, на полу и на рабочем столе. Парочка останавливалась лишь на несколько минут, чтобы набраться сил и вернуться к совместным проявлениям страсти.

Извозчик и мадам В. имели разные виды на предстоящее свадебное торжество. Извозчик мечтал воссоздать банкетный стол, изображенный на гравюре в витрине Ливре, которую Клод поместил туда в самые счастливые минуты своего несчастливого ученичества. Поль настаивал на больших украшенных орнаментом хлебах, фаршированных трюфелями утятах и фруктах, составленных в ровные пирамиды. У него не было причин мечтать о трюфелях, однако и повода не позволить себе такой роскоши тоже не было.