Степан Чепмэн - Тройка

Ева выбрала прозрачный шар с серебряными блестками и прижала его к груди. Затем стала сосредоточенно всматриваться в десятую дорожку. В дальнем ее конце на освещенном пятачке стояли три кегли, две слева, одна справа.

— Никаких шансов, — проговорил Алекс. — Ни одного на миллион.

— Заткнись и смотри! — ответила Ева.

Она подошла к ограничительной черте и, грациозно изогнувшись, метнула шар. Тот сразу покатился прямо по желобу — бах! Она, улыбаясь, обернулась к Алексу. Он весело смеялся.

Шар с серебряными блестками прогрохотал вниз по желобу и исчез за резиновым клапаном. Опустился механизм и смел упавшие кегли, чтобы поставить на их место десять других, десять белых шеек в десяти зажимах. Затем зажимы исчезли. Одна из кеглей немного подрожала, но удержалась на месте. Десять храбрых маленьких солдатиков ждали следующего игрока.

Алекс сдул пену с ободка банки, осторожно поставил ее на пол и не спеша направился за шаром.

— Ты промажешь, — напутствовала его Ева. — Проиграешь. Потому что не помолился.

Он взял черный шар из корзины возврата, немного покачал его в руке и остановился перед десятой дорожкой. Затем наклонился вперед и, замерев на мгновение, бросил шар. Дважды подпрыгнув, тот с грозным грохотанием закрутился между кеглей. Девять из десяти кеглей размело в разные стороны.

Я понимала, что мне надо встать и пройтись, потому что, если я засну прямо за стойкой, кассир быстро вышвырнет меня из этой забегаловки, и тогда мне уже ничего не останется делать, кроме как помереть от холода, голода и одиночества. Так что я поднялась и пошла к корзине возврата, нажала кнопку сушилки и потерла руки, согреваясь горячей струей воздуха. Когда сушилка выключилась, я включила ее снова. Руки мои выглядели синими.

Взяв наконец шар, я направилась к двенадцатой дорожке. Здесь меня ждал мой собственный маленький эскадрон толстых белых кеглей с тонкими красными горлышками. Самая храбрая стояла впереди, остальные расположились за ней, чуть поодаль.

Мальчик за моей спиной тихо ругался себе под нос, ерзая на стуле за своей видеоигрой. Армады звездолетов превращались в межзвездную пыль. Я украдкой бросила взгляд налево. Алекс был поглощен пиццей. Ева открывала пиво.

Что я здесь делаю? Мое место не здесь. Мне давно уже надо было отправиться куда-нибудь в лес и заснуть на постели из сосновой хвои. Я промокла насквозь. Меня разыскивают, я в бегах. У меня нет денег, но есть резиновая мембрана в голове. Но в тот момент, когда я остановилась у черты дорожки, внезапно, откуда ни возьмись, у меня открылись новые силы, и я быстро метнула свой шар. Бросок для меня был удачный, одну из кеглей я сбила.

Оставшиеся девять тотчас же схватили клещи пин-сеттера. Затем кегли были установлены вновь. Мой шар прогромыхал в корзине возврата. Я присела.

На бланке со счетом очков в колонке, где надо писать свое имя, я написала букву Н. Затем оперлась о стол — пространство закачалось у меня перед глазами. Карандаш скатился со стола. Я прикрыла глаза. Мне нужно поспать в лесу. Поскольку я и так замороженная, то вряд ли замерзну до смерти. Теперь мое тело вообще не разрушить холодом.

Да. Но зато я могу растаять и умереть от тепла.

— Эта пицца холоднее пива, — сказала Ева.

— Вещество теряет тепло быстрее, чем жидкость, — провозгласил Алекс и, уткнувшись в ее волосы, попытался расстегнуть молнию на ее платье.

— Прекрати, — оттолкнула его Ева. — Ты просто дурак. Вставай и пошли играть.

— Это я-то дурак? — спросил Алекс. — Если ты думаешь, что я дурак, взгляни тогда на Пришельца из Другого Мира, что приземлился рядом с нами, — он мотнул головой в мою сторону.

— Заткнись! — сказала Ева.

— Но ее трясет как ненормальную.

— Заткнись! Она же может тебя услышать.

— Нет, не может. Она умерла для мира.

— Хот-т-тела ббббы я умерррреть, — проговорила я и, чуть приоткрыв на мгновение глаза, улеглась на соседнюю скамью.

— Ну, это чувство мне знакомо, — сказал Алекс.

Я почувствовала прикосновение к руке. Рядом со мной сидела Ева. Она была похожа на ангела — крашеного ангела с характерными мексиканскими чертами. Она помогла мне сесть.

— Может, съешь что-нибудь?

Я помотала головой. Она вложила мне в руку кусок пиццы. Я попробовала ее на язык, но это был всего лишь картон, политый кетчупом. Мертвый картон. Пицца мертвая, и я, наверное, умираю, и поэтому мне чудятся шлюхи, похожие на мексиканских ангелов, и мужчины с механическими руками.