Александр Кукушкин - Alma Matrix или Служение игумена Траяна

Ректор улыбнулся, уловив во фразе «ближе узнать собственных студентов» зловещие оттенки, но все-таки постановил, что Совету надлежит быть, и что каждый курс семинарии и Академии должен делегировать в Совет по три кандидатуры.

Было только две вещи, о которых Михаил Гайда и Александр Настоящий имели принципиально различные мнения – это Василий Розанов и Анатолий Голот – обо всем остальном они думали почти одинаково. Настоящий любил Розанова и Голота, а Гайда их терпеть не мог.С Василием Васильевичем Розановым было проще, чем с Голотом, поскольку он возникал только в виде цитат, которые иногда приводил Настоящий специально для того, чтобы позлить Гайду. Вообще же на упоминание философа согласным решением друзей был наложен мораторий. Но с Анатолием Голотом было куда сложнее, ведь он был их одноклассником, а теперь еще и президентом студенческого Совета, куда их троих выбрали от четвертого курса.

За три первых дня своего правления Анатолий успел выпросить для Совета комнату в Переходном корпусе, провести два общих собрания делегатов, назначить ответственных по различным направлениям и своей кипучей деятельностью надоесть всем. Всем кроме Настоящего, который еще с первого курса восхищался умению Голота маневрировать среди представителей инспекции, устраивая всегда продуктивное взаимодействие администрации и студенчества. Для отстаивания интересов не путем молчаливого бойкота или шумной демонстрации, а путем диалога, нужен был именно Голот. Теперь у него было всё необходимое для этого, у него был статус президента.

– А идея-то оказалась мертворожденной, – оптимистично резюмировал результаты второго общего собрания Гайда, когда последний студент закрыл за собой дверь и они остались втроем.

– Поразительно, – вынужден был согласиться Голот, – оказывается, никому ничего не нужно. Студентам на все наплевать. Это не студенты, это…

– Девочки в бантиках, – закончил Настоящий.

– Колбаса ливерная, – предложил свой вариант Гайда.

– Это просто не студенты, – ответил Голот.

– Вся надежда на тебя, – сказал Гайда.

Голот кивнул, не почувствовав иронии.

– Мы тебе поможем, – сказал Гайда.

Голот кивнул.

– Мы для тебя горы свернем, – сказал Гайда.

Голот кивнул.

– Океаны для тебя высушим! – сказал Гайда.

– Иди отсюда, Гайда! – ответил Голот.

– Всё нормально будет, Толя, работай. А мы пошли, – сказал Настоящий и вытолкал Гайду за дверь. Президент остался один в пустом кабинете. Сдаваться он не собирался.

Прошло пять месяцев после исторического для Московских духовных школ учреждения студенческого самоуправления. Отец Траян за ранней литургией поджидал в Академическом храме Анатолия Голота. Тот должен был дирижировать певческой группой. Проректор мог бы вызвать Голота к себе в кабинет как обыкновенного студента, но это было уже немного не по правилам, поскольку президент обыкновенным студентом быть перестал – он в любое время был вхож к ректору, и к его мнению на административном этаже прислушивались все. Кроме того, Траян знал, что вчера вечером Голот поздно вернулся из Москвы с переговоров со спонсорами, и была небольшая вероятность того, что он службу проспит. Подловить президента на нарушении дисциплины было бы забавно.

Но Голот не проспал. Он появился в храме вместе со своими певчими, заметил проректора и подошел к нему за благословением. Проректор начал без предисловий:

– Анатолий, вы по натуре своей – римлянин.

– То есть, батюшка?

– В вас воплотился их государственный гений. Вы управленец в чистом виде.

– Ну… спасибо, – Анатолий почувствовал неладное.

– Не за что; я вас за это отчислю… Академия не вынесет ваших талантов. Говорю это открыто, поскольку вы мне вообще-то симпатичны. Делаю, так сказать, предупредительный выстрел в воздух. В общем, Анатолий, иду на вы. Отступитесь, пока не поздно. Завязывайте со своим Советом… Доброго вам дня.

И отец Траян направился к выходу из храма.

Дирижируя в то утро, Анатолий впервые в жизни дал неправильную тональность, причем дважды. Хор не понимал, чем забита голова у их регента, а голова их регента была забита тяжелыми мыслями.

Голот понял, что перебежал дорогу проректору и теперь ему не сдобровать. Все к тому шло с самого начала, поскольку за работу президента он взялся серьезно. Студсовету был написан устав и его включили в устав Академии. У Студсовета появился собственный счет, подконтрольный Академии, и на счету быстро появились деньги. Совет установил контакт со всеми крупными московскими библиотеками, теперь книжки оттуда можно было заказывать и получать, не выезжая из Лавры. Самые большие музеи и театры столицы стали пускать семинаристов на выставки и спектакли бесплатно. Всякий четверг после обеда в актовом зале специально приглашенный Студсоветом лектор читал перед желающими лекцию. В семинарии появились открытые дискуссионные клубы, лучшим из которых был клуб по догматике. Столовые приборы в семинарской трапезной были заменены на серебряные, и был завезен более изящный фарфор. Была учреждена премия Студсовета за успехи в научной и учебной деятельности. На экскурсию в семинарию регулярно стали приезжать группы студентов из светских вузов. Были завезены новые стиральные машинки, всем желающим были бесплатно розданы SIM-карты с корпоративным тарифом для удобства общения, а убранство комнаты студенческого Совета стало притчей во языцех.