Салман Рушди - Клоун Шалимар

— Главное — нацелиться прямо в ее сраные глаза, — мрачно отозвался Анис, жуя кончик самокрутки. (С годами он все чаще прибегал к сильным выражениям, в родном доме не принятым.) — Бей сильной струей, может, тогда просверлишь ей дырку в башке.

В те дни, пока в дело не вмешались «Бешеные», к «Фронту освобождения» простые люди относились сочувственно, и лозунг «Азади!» был у всех на устах. Свобода! Крошечная, запертая горами Долина с населением не более пяти миллионов, при полном отсутствии промышленности, с богатыми ресурсами и пустой казной, зависшая в тысячах футов над уровнем моря и напоминавшая лакомый кусочек в зубах великана, захотела быть свободной! Ее жители пришли к выводу, что им не по душе Индия и без Пакистана они тоже проживут. Итак — свобода! Свобода быть брахманами, не чурающимися мясного, мусульманами, почитающими святых людей, свобода совершать паломничество к символу Шивы — ледяному лингаму, туда, где не тают снега, свобода падать ниц перед волоском очередного святого в какой-нибудь мечети у озера; свобода слушать сладкие звуки сантура, попивая солоноватый чай, видеть во сне армии Александра Великого и не видеть никаких армий наяву, свобода собирать мед, вырезать из орехового дерева фигурки птичек и лодочки и наблюдать, как незаметно, час за часом, век за веком, набирают высоту горы, устремляясь к небесам. Свобода выбора между чудачеством и манией величия. И они выбрали первое, но это был их собственный выбор. Азади! Рай пожелал стать свободным!

— Только рай не дается даром, — говорил брату Анис Номан своим, как всегда, меланхоличным голосом. — Такой рай существует лишь в сказках, и в нем одни мертвецы. Среди живых свобода стоит денег. Нужно собирать средства.

Сам того не зная, он повторил то, что говорила жителям Ширмала и Пачхигама Хасина Ямбарзал, затребовав с них плату за телепросмотр.

Итак, на начальной стадии своего приобщения к «Фронту национального освобождения» Шалимар состоял в отряде, занимавшемся сбором средств. Основной принцип работы этой группы заключался в том, что человека никогда не посылали в то место, откуда он был родом, потому что эта работа требовала известной жесткости, а со своими такой подход мог не сработать. Второе правило гласило, что поскольку богачи, как правило, оказывались менее склонны расставаться с деньгами, чем бедняки, то по отношению к ним рекомендовалось применять не только убеждение, но и принуждение. О том, как именно должно было осуществляться это принуждение, предпочитали не говорить. Каждому из участников операций разрешалось применять те методы, которые он считал наиболее эффективными. Клоуна Шалимара включили в группу, где командиром был его брат, и как человек, воспылавший гневом, он был готов к мерам экстремальным, то есть грозить, резать и жечь. Однако же Абдулла и Фирдоус Номаны недаром с детства учили своих детей соблюдать вежливость при любых обстоятельствах, и если Шалимар был одержим дьяволом, то его брат и начальник Анис оставался человеком вполне разумным. Когда однажды в сумерках они заявились в большой особняк у озера на окраине Сринагара, особняк, имевший такой же унылый вид, как и сам Анис, его хозяйка, некая госпожа Гхани, вышла им навстречу и сообщила, что супруг ее, богатый землевладелец, в отъезде. Анис решил, что не пристало шестерым вооруженным людям входить в дом к почтенной женщине в отсутствие хозяина, и заявил госпоже Гхани, что они подождут возвращения ее супруга снаружи. В течение четырех часов они сидели на корточках у задних дверей для прислуги, спрятав оружие под широкими шарфами, а госпожа Гхани велела напоить их горячим чаем и дать поесть. Клоун Шалимар наконец не выдержал и, нарушая субординацию, высказал свои опасения вслух:

— Уровень риска слишком высок, — заметил он. — Эта дамочка уже сто раз за это время могла связаться с полицией.

Анис Номан перестал вырезать совушку и, поднявши палец, назидательно проговорил:

— Коли пришла пора нам умереть, мы умрем. Но умрем как цивилизованные люди, а не как дикари.

Клоун Шалимар погрузился в угрюмое молчание, только пальцы его нервно скользили по лезвию кинжала, спрятанного в складках накидки. Самым трудным в его новом статусе борца за свободу для Шалимара явилась необходимость подчиняться брату как старшему по должности.

Господин Гхани вернулся через четыре с половиной часа, вышел к членам финансовой группы, присел на ступеньку и закурил.

— Этот дом, — меланхолично заговорил он, — принадлежал моему дяде по отцовской линии Андха-сахибу [31] Андха — слепой ( хинди ). . Он действительно был слепым, щедро помогал бедным, дожил, слава Всевышнему, до ста одного года и умер всего три года назад. Может, и вы слышали о нем? Он пережил ужасную трагедию, — человек, сделавший столько хорошего, такого не заслужил. Он потерял свое единственное, любимое дитя. Его дочь переехала в Пакистан и в шестьдесят пятом погибла там от бомбы, сброшенной с индийского самолета во время той нелепой войны. До Андха-сахиба этим домом владели более ста лет другие, тоже очень известные, члены семейства Гхани. Здесь имеется весьма ценное собрание европейской живописи, особый интерес в нем представляет полотно с изображением Дианы-охотницы. Если хотите, я буду рад сам показать вам коллекцию. Естественно, здесь же находятся моя супруга и мои дочери. Я вам очень признателен за то, что вы с должным уважением отнеслись к неприкосновенности моего жилища и ничем не запятнали честь моих дочерей. В знак благодарности от себя лично и в память о двоюродной сестре, рожденной в этом доме и погибшей в Равалпинди, у себя на кухне, во время налета индийской авиации двадцать второго сентября шестьдесят пятого года, я гарантирую вам ежеквартальную выплату определенной суммы.