Джеймс Олдридж - Герои пустынных горизонтов

Иронический взгляд в прошлое подчеркнут полным равнодушием к истории героя романа — историка и арабиста, повернувшегося спиной к памятнику и пренебрегшего английскими традициями. Мы знакомимся с Гордоном, облаченным в арабскую одежду и всей душой отдавшимся современным арабским делам.

Следующая за этой сценой встреча Гордона с умным и проницательным эмиром Хамидом ярко показывает, что история ради истории больше не интересует Гордона: он весь, как и Хамид, поглощен мыслями о борьбе с приречным государством Бахраз, послушно исполняющим волю английских повелителей. Здесь расположены тщательно охраняемые английские нефтепромыслы. Английские генералы и политические агенты пресекают всякую попытку вторгнуться в «британскую зону влияния» и нарушить «британские интересы». Они держат под страхом кочевые племена при помощи солдат их ставленника Азми-паши. Драматизм ситуации состоит в том, что столкновение с Азми для Гордона может перерасти в прямое столкновение с «британскими интересами». Помогая племенам бороться с бахразскими захватчиками, Гордон надеется утвердить здесь свой абстрактный идеал свободы, ибо кочевник пустыни для него — «единственный человек на земле, который знает, что такое свобода». На просторах Аравии Гордон надеется найти как на некоем опытном участке спасительный выход «для всего страдающего человечества». На прямой вопрос Хамида, старающегося «постигнуть сущность этого английского феномена», чувствует ли он себя свободным после четырех лет борьбы в пустыне, Гордон отвечает коротким «нет»; и «столько горечи было в этом коротком слове, что они подождали, пока она вся не развеется в мягкой тишине ночи». Таков неутешительный итог четырехлетних скитаний героя в пустыне, о котором мы узнаем из этой интересной завязки романа, вводящей в сложный и противоречивый духовный мир героя.

Находясь во власти анархо-индивидуалистических иллюзий, Гордон ищет то, чего найти не может. Он, в сущности, очень далек от народа, как это обнаруживается и в Аравии и в Англии. При всем его недюжинном уме, Гордону явно не по плечу роль Прометея — прежде всего он сам не в силах освободиться от своих предубеждений, а потому не может принять исторически правильных решений и терпит одно поражение за другим.

В блестяще написанной сцене встречи Гордона с верным служакой империи, генералом Мартином, — эта сцена составила бы украшение любой пьесы — Гордон предстает своими сильными чертами: генералу никак не удается урезонить дерзкого, насмешливого, строптивого смутьяна, всячески выказывающего непочтительность к имперским «священным» традициям и преданность делу арабов. Но мы видим Гордона и в часы смятения, уныния, отчаяния — настроений, свойственных человеку, не имеющему твердой опоры. Сноб и эстет, нетерпимый к теории (или, как Гордон выражается, к «догме»), он не может предугадать развития событий в противоположность революционеру Зейну, обладающему ясным научным мировоззрением. Хотя Зейн предупреждал Гордона, что восстание еще несвоевременно, Гордон, действуя по слепому побуждению, поднял его и в итоге потерпел поражение и вызвал ненужную, ничем не оправданную резню. Предоставляя Гордону до дна испить чашу горького разочарования, Джеймс Олдридж показывает внутреннюю логику развития этого сложного образа во всех планах, в разных столкновениях, обнажая сильные и слабые стороны его личности.

Гордон испытывает острую ненависть к буржуазной цивилизации, ко всему темному и отвратительному, что она несет с собой. Он презирает мир изворотливых дельцов, занятых одной лишь мечтой — жаждой наживы. «Как приятно было бы войти в невежественный и растленный мир денег и расправляться с ним его же оружием», — эта мысль на миг приходит ему в голову, но он тотчас же отвергает ее: слишком он далек от этого мира. Чтобы преуспеть в политической мудрости, он идет на выучку к лейбористам, а затем к консерваторам, однако эта «школа» политической мысли хотя и просветила его кое в чем, но не дала никакого удовлетворения.

Изображая столкновение Гордона с прожженными политическими дельцами, Олдридж выступает как блестящий мастер сатирического портрета современных деятелей из числа лейбористов и консерваторов. Встречи Гордона с Везуби, а затем с министром Мак-Куином проливают яркий свет на несостоятельность половинчатой, соглашательской политики лейбористов, не видящих подлинных сил исторического развития, слепых в своих демагогических выпадах против коммунизма. Автору очень удалась сцена встречи Гордона с консерватором Моркаром, полагающим, что он имеет дело с человеком, которого можно с успехом использовать в арабских делах для упрочения влияния «короны» и сохранения в целости «британских интересов» любыми средствами. В этой короткой сцене показана вся «премудрость» политики «с позиции силы». Не случайно Моркар ссылается на речь своего духовного двойника — на речь Черчилля в Фултоне, ставшую евангелием политики сдерживания коммунизма силой. Но слова и доводы Моркара, этой «старой лисицы — по его же выражению, — привыкшей изощряться в политике», ничем не тронули, ни в чем не убедили Гордона. Напутствуя Гордона, Моркар предостерегает его: пусть он не заходит слишком далеко в своем бунтарстве и помнит об интересах империи. «Миндальничать и церемониться мы в этих делах не будем!» — бросает старый политикан.