- Выставка королевских вещей, что ли? – попытался догадаться отсталый предок.
- Какая выставка! – возмутилась продвинутая дочь. – Ты врубился не в ту фазу.
- Сама же говоришь о королевских ночных горшках, - возразил педантичный «фаза» - знаток английского языка.
- Господи! – разозлилась «дота» - будущий знаток английского языка. – Так называется всем известная мировая рок-группа. Все пойдут оторваться на них.
- Я не пойду! – решительно отказался от привалившего счастья Иван Ильич. – Меня никакими горшками от дивана не оторвёшь. А ты – как хочешь.
- Хотелось бы, - и замолчала, насупившись и нервно закачав ногой, положенной на другую.
Иван Ильич понял, зачем она пришла.
- Сколько? – спросил, поднимаясь с кресла.
- Дешёвые – по штуке, - ответила любительница горшкового рока, скривив губы в обиде неизвестно на кого или на что.
Иван Ильич взял пиджак, достал объёмистый, но тощий кошелёк, покопался в нём двумя пальцами и, вытащив две пятисотки, протянул дочери. Та взяла, не глядя и не благодаря, встала, небрежно засунула в задний карман штанов, снова села и замерла, нервно шевеля пальцами рук, лежащих на драных коленях. Отец удивлённо поднял брови.
- Ты чего?
Дочь подняла на него тусклые бабкины глаза и сердито выговорила, как отругала:
- Что я, одна пойду, как дура?
Щедрый родитель опешил, не понимая своей вины.
- Иди со своим Валериком, - разрешил он, хотя разрешение его никому не требовалось, - кто тебе мешает?
Валерик появился у них недавно. Единственный сын банкира, у которого менеджером отдела работала мать, был невыразительным хлюпиком, худющим и сгорбленным от долгого просиживания за компьютером. Ещё более безвольный и безынициативный, медлительный в движениях и в эмоциях, он сразу привлёк внимание дочери тем, что им можно было вволю покомандовать. А мать, которая познакомила их, всячески поощряла дружбу, надеясь на большее и для дочери, и для себя. Иван Ильич видел протеже только раз, и ему потенциальный зять не понравился. Длинный жидкотелый парень всё время встречи молчал, заткнув уши наушниками плеера, и коротко дёргался, очевидно, в такт горшковой музыки. Ему-то, похоже, никто не был нужен, кроме неё и компьютера. В общем, временно сошлись два никудыших изгоя, объединённые тихим скрытым эгоизмом.
- Ему предок не даёт бабок на рок-концерты, - объяснила дочь свою насупленность. – Заставляет, жмот, зарабатывать самому, а Валерик не хочет.
Выслушав, предок дочери вздохнул, вернулся к пиджаку и тощему кошельку, опять поелозил там пальцами, вытянул пятисотку, четыре сотенных и две пятидесятки и протянул нахмуренной подруге будущего банкира.
- А почему ты у матери не взяла?
Любимая дочь взяла долю Валерика, положила рядом на диван и пожаловалась:
- Тоже не даёт. На машину копит.
- У неё же есть! – удивился бывший муж.
- Твой жигулёнок? – уточнила вестница. – Она его угрохала.
- Как?! – вскричал бывший автовладелец, ошеломлённый неожиданной новостью.
- А так! – откровенно радовалась дочь. – Въехала в фонарный столб, - и даже засмеялась. – Хорошо, что правой стороной, а то пришлось бы тебе хоронить лихачку.
- С какой стати? – мгновенно возмутился Иван Ильич, даже не осмыслив интересного происшествия и испугавшись жутких похоронных хлопот, плотно уселся в безопасное домашнее кресло и отчеканил: - Я ей – никто!
- Ага! – злорадно заметила наследница несостоявшейся дорожной жертвы. – То-то ты продолжаешь во всём слушаться её и подчиняться всем её прихотям. – Удар был нанесён по-родственному, ниже пояса.
- Только по доброте душевной, - вяло оправдывался никто, и был, в общем, недалёк от истины. – Не хочется ссориться по мелочам.
- Не можешь, - точно и жёстко подметила дочь, - не умеешь постоять за себя, - и добавила тихо с обидой, - и за меня.
Семейный консенсуалист встал, подошёл к окну, и нервно забарабанил пальцами по стеклу.
- Ладно, ладно! – поспешил он притушить назревавшую ссору по мелочам. – Тебе ещё рано судить взрослые отношения.
- Которых, к тому же, нет, - срезала недоросль, - и которых никогда и не было. – Поднялась с дивана, спрятала Валерин куш в карман, подошла к расстроенному отцу. – Не сердись, я – так, не по злобе. – Снова облагодетельствовала рассерженного родителя лёгким поцелуем в щеку, улыбнулась: - Пока! – и ушла.
Иван Ильич тщательно обтёр щеку и, облегченный по всем статьям, улёгся на диван, закрыв глаза в полном изнеможении.
Не прошло и десятка минут дремотного забытья, как ненавистный звонок заверещал вновь. «Больше не дам!» - твёрдо решил обанкроченный предок и обречённо заковылял к двери, безуспешно стараясь придумать вескую причину отказа. За открытой дверью, однако, стоял небритый сосед с тоскливой физиономией, в грязной майке и застиранном трико.
Читать дальше