Владимир Костин - Тоска зеленая

— Не являлся ли патрон города Борис Годунов горьким пьяницей?

— Как казаки решали женский вопрос?

— Не родственник ли Сохатых еще один Сохатых, Валентин Егорович, которого он, Барков, встречал в Тамбове в качестве начальника отдела снабжения на родственном заводе? Кстати, товарищ не очень порядочный, если честно.

Сохатых на первые два вопроса отвечал уклончиво-фарисейски, родство же с Валентином Егоровичем отрицал напрочь. А затем спросил, в свою очередь, не читал ли Иван Степанович исторические очерки писателя-земляка Французова? И не находит ли ветеран, что Французов склонен к словоблудию и мелкотемью?

Юрочка не читал произведений писателя с распространенной смоленской фамилией, но отвечал, что Эдуард безусловно прав: легкомысленный писатель, шаткий в убеждениях.

Тогда Сохатых вкрадчиво попросил написать похвальное для него письмо в адрес писательской организации. Это важно в плане издательских перспектив. И, если нетрудно, рассудите нас в полемике с Французовым, будьте третейским судьей. Добре, бездумно сказал Юрочка и вечером написал письмо, а наутро бросил его в почтовый ящик.

«Дорогие товарищи! Позвольте Вам сказать о неизгладимом впечатлении, произведенном на меня книгой писателя Э. Сохатых «Заря над тайгой». Правдивая, полезная, талантливая книга, открывающая нам деяния наших предков. Я и сам приехал в наш город 60 лет назад и прикипел к нему душой навсегда, интересуясь всем, что интересно. Спасибо за радость, товарищ Сохатых! Мы со старухой читали книгу вслух нашим внукам. К сожалению, не могу сказать того же о книге писателя Французова, в которой налицо субъективизм и уклоны в мелкотемье.

Ветеран партии, войны и труда, орденоносец, награжден 23 почетными грамотами, в т. ч. ВЦСПС за подписью Шверника Барков Иван Степанович.»

Опуская письмо в ящик, Обносков ни на миг не усомнился в том, что имеет право на такое развлечение.

Прошли дни, наступило лето с комарами и тополиным пухом. Юрочка решил в отпуск ехать на Черное море и там разведать о возможности поступить на морской корабль. В конце концов английский он знает прилично, за него должны ухватиться. Поэтому он успокоился и вполне жизнерадостно донашивал свой мундир.

Он позвонил Сохатых еще раз, попрощался и сообщил, что уезжает в гости к брату, в город-герой Севастополь, и уезжает надолго, поскольку вышел на пенсию, как ни умоляли его остаться. Восьмой десяток пошел, пора уже, сказал Юрочка. Сохатых горячо поблагодарил его за письмо: «С вашей помощью я горы своротил».

Да провались ты в тартарары, подумал Юрочка. Какие горы мог своротить такой лапчатый гусь?

А вскоре Обносков и позабыл эту историю, принявшись ухаживать за одной сомлевающей в библиотечной духоте аспиранткой. Впрочем, она не принимала его всерьез.

В конце июня состоялась встреча выпускников факультета. К назначенному часу над входом в учебный корпус повесили картонный планшет с цифрой «20», в открытое окно одной из кафедр выставили проигрыватель, и он в меру сил наполнял дворик звуками «Щелкунчика». Преподаватели вышли на свежий воздух и встали цепями и группками. Они предварительно улыбались, репетируя встречу с учениками. Улыбались и те, кто пришел на факультет много позже и не знал выпускников 1958 года. Юрочка тоже улыбался.

Стали собираться мужчины и женщины на пятом десятке лет. Многие приехали издалека. Они выделялись: в тех местах по-другому ходили и разговаривали, и это отразилось на них. И чем длиннее был путь человека до альма матер, тем увесистее была его сума, в которой нетерпеливо гремели бутылки.

Рядом с Юрочкой стоял его старший товарищ Капитанов, он был постарше выпускников, вел у них занятия и театральный кружок, а потому знал их всех и, обнимаясь то с одним, то с другой, охотно сообщал Юрочке, кто это и откуда.

Как быстро увядают люди, думал Юрочка, как много бесформенных тел, щербатых ртов, морщин, нелепостей в одежде, неглаженных брюк.

Как много усталых, потерявших искру глаз!

И эта женщина в безобразных очках, с варикозными ногами — первая красавица курса? И первый заводила, блестящий чтец своих и чужих стихов — вот этот лохматый ипохондрик с кривым неопрятным ртом? Боже ты мой, вот она, доля голодного и забитого педагога. Заржавели, порвались струны Эоловой арфы!

— Пришел Сохатых, — сказал Капитанов, — я его не люблю.

Сохатых? Где Сохатых? — очнулся Юрочка — Я хочу видеть этого человека!

Капитанов был почти шокирован. Он понял Юрочку по-своему. Тогда люди вообще не вызывали друг у друга доброго любопытства, и уж к таким, как Сохатых, оно могло быть только сомнительным.