Виталий Лозовский - Как выжить и провести время с пользой в тюрьме. Часть 1

Именно такую картину я увидел, когда переступил порог хаты номер 105 Калининградской тюрьмы.

Шконари, сваренные из труб и полос металла. Матрасы, при первом взгляде, есть — но позже оказалось, что они практически пустые — это в тюрьме предмет роскоши. Очень ограниченное их количество передают "по наследству" своим семейникам, близким. Остальное — просто камуфляж с несколькими комками ваты. Спать поэтому многим приходится почти на металле. Но это уже дело привычное — десять дней перед этим в карантине даже таких не было — там просто спят на железе, без матрасов, одеял, постели. Октябрь месяц в Прибалтике уже очень холодный и сырой, особенно ночи. Спать больше полутора часов невозможно — приходилось вставать и двигаться, пить чай (если есть). А больше 8 часов у тебя нет, так как в хате 30 человек на 10 мест. Так что теперь на этом матрасе и даже под одеялом можно будет отоспаться. Как мало надо человеку для радости.

Дальняк отгорожен ширмочкой. Над ним выходит водопроводный кран и вода льется прямо в очко. Об этом надо всегда помнить, так как, вставая после большой нужды, можно наткнуться на него спиной. Но забыть о нем не так просто — он протекает, и когда вы сидите на дальняке, холодная вода капает вам на спину. Чтобы капли воды не раздражали свои звуком, к крану привязана полоска материи, вода по которой стекает вниз.

Рядом стол — "общак", крепко вбетонированный в пол. Сидеть за ним могут не больше двух человек — один на рядом стоящей шконке, другой на табуретке. Над ним "телевизор" — металлический ящик для посуды и продуктов. Табуретка — "табурка" к полу не прикреплена. Вообще это нарушение — все должно быть крепко приварено к полу. Но в этой конуре это просто невозможно — негде.

Проход между шконарями точно на одного человека, и то — не особо широкоплечего. Двое, даже боком, пройти не могут. Всего проходу от дверей ("тормозов") до дальнего шконаря — четыре шага. Иногда даже удавалось погулять — три шага, на четвертом поворот, снова три… и так целый час. Но это редко — в короткие промежутки незаполненной (это когда ВСЕГО 7 человек) хаты.

Верхний шконарь у решки — рабочий. На нем не спят, там рабочее место дорожника — отвечающего за дороги, т. е. связь между хатами. Не спят там и по другой причине — окон нет и в холодное время там просто невозможно находиться. Там сложены баулы. И еще плюс несколько полос из шконаря вырвано — кому-то понадобилась в свое время "сабля", вероятнее всего, чтобы немного раздвинуть меха баяна.

Окна практически нет — т. е. оно есть, под потолком, но увидеть вы через него ничего не сможете — металлические жалюзи, называемые баяном (или ресничками), установлены так, чтобы только пропускать воздух. Свет практически не проходит — в камерах круглые сутки горит лампочка (тут до меня дошли слова известной песни — "таганка, все ночи полные огня…"). Есть еще две решетки — решки. Одна кованная, с крупными ячейками — сантиметров 20, другая мелкая — фарш — из арматуры, с размером ячейки меньше спичечного коробка.

Стены — грязно-коричневого цвета. Вероятно, они когда-то были белыми. Говорят, что капремонт здесь не делался еще со времен Германии — точнее, окончания войны. Очень похоже на то. Эта тюрьма — одно из немногих зданий, что уцелели от старого Кенигсберга. При немцах в таких хатах — говорят — сидело по два человека. Да, вдвоем здесь было бы более-менее сносно.

Размеры камеры — 3,60 на 1,70, высота — около 2.50. Сейчас даже туалеты порой больше делают. На 10 человек.

В углах — огромные древние паутины и такие же огромные пауки. Паук и паутина — один из основных воровских символов и поэтому очень часто встречается на татуировках. Трогать паука по зэковским поверьям нельзя — что-то вроде священного животного. Можно, в крайнем случае, переселить. Но в хате 105 их видно особо уважали и не трогали вообще. Зато мух не было.

Рулил в хате Санек. Ему было тогда 35. Досиживал третий год своей пятой (и, вероятно, не последней) ходки, что в сумме набрали уже 13 годков. 35 минус 13 равно 22. Сидеть начал в 17. Итого 5 на свободе — 13 в тюрьме. Раньше пхнул по понятиям, но в авторитеты не рвался. Сейчас же подустал, начал задумываться о жизни. Лицо на удивление доброе и даже детское. Никто с первого разу не давал Саньку ни его 35, ни пятую ходку. За ушлого угрюмого зэка все, кто заходили в хату, принимали меня — и делали круглые глаза, когда узнавали как оно на самом деле.

После короткой спокойной беседы (кто, откуда, статья) определил мне верхнюю шконку ("пальму") над собой. Заварил чифирку. Помню, когда я вскоре завалился спать (после бессонных ночей карантина), уже сквозь сон, он набросил на меня свое одеяло. И даже то, что я узнал о нем позже, не притупило чувство благодарности за ту проявленную заботу.