Виталий Лозовский - Как выжить и провести время с пользой в тюрьме. Часть 2

Отправляться на этапы с большим баулом не стоит — автозак, вагонзак, снова автозак, двигаться с сумкой под дубинками сложно. К тому же, идеал босяцкой жизни — минимум собственности, непривязанность к вещам, легкость. Поэтому, учитывая тесноту столыпинских купе, обостряющую это отношение, обладателей больших сумок не только просто не любят, но и всячески пытаются развести на содержание этих самых сумок, а то и в открытую чморят.

Справить нужду периодически выводят (по нормам, кажется, каждые 4 часа). Хотя на практике бывает по-всякому. Выводят по одному человеку в сопровождении конвойного. Бывает, что и не допросишься — для этого народ запасается пластиковыми бутылками. Сначала с них пьют запасенную воду, затем туда отливают. А если у кого вдруг понос, а бывало и такое, то тут начинается настоящий цирк — и смех, и грех. Поэтому, зная, что пора на этап, бывалые зеки за сутки до того почти перестают есть, а с утра — пить.

Если ещё учесть, что в дороге тоже никто не кормит (выдают сухпаек в виде хлеба, сахара, может быть, даже какой-то консервы, но все это достаточно скудно), а потом, по прибытии в новую тюрьму, пока попадешь в камеру, может пройти ещё целый день, то в итоге получается двое-трое суток голодухи.

Этапировать могут очень долго: чтобы проехать Россию, может понадобиться месяца два. А если вдруг надо пересечь границу, например, между Россией и Украиной, то может затянуться и на полгода.

Столыпины не всегда следуют кратчайшим путём, а экономически более выгодным, что не всегда совпадает. Вплоть до того, что, например, для попадания из тюрьмы в зону, расположенную за 140 км, приходится делать крюк километров в 700, отдыхая в двух тюрьмах соседних областных центров. На это может быть потрачено две недели по причине того, что на бензин для автозака денег нет, а «столыпин» все равно идет хоть с одним, хоть с сотней зеков, но только своим путём. Так, один на весь вагон, я, например, ехал из Хмельницкого во Львов.

Но это все не самое страшное в этапах. Этапов боятся, в первую очередь, те, кто чувствует за собой какие-то косяки из прошлой жизни, как вольной, так и тюремной. Все стукачи, беспредельщики, покидая стены тюрем и зон, остаются без своих крыш, которые им обеспечивали в той или иной мере опера. В стенах этапки, где народ собирают перед этапом, их судьба уже никому не интересна — они отработали своё и о них уже забыли. Теперь они наравне с остальными. Как правило, спрос происходит именно здесь. Убивают редко, по крайней мере, в наше время, а вот опустить — это в два счета. Предъява, пара минут на «прения» — и исполнение. Самый щадящий способ — пощечина, что сбрасывает статус человека на ноль. Более радикальный — головой в очко, если таковое имеется, что сразу делает человека «законтаченным», «опущенным». Изнасилования сейчас случаются редко — не приходилось быть свидетелем, хоть слухи и доходили.

Для лиц, следующих через тюрьму транзитом, обычно имеются т. н. «транзитки», специальные камеры только для них. Делается это и из причин удобства, и для карантина на случай инфекции, и, конечно, для предотвращения обмена информацией между местами заключения. Отношения в транзитках всегда настороженные, люди меняются постоянно, конфликты — дело обычное. Поэтому этапов боятся и те, кто не уверен в себе. Этапы это, прежде всего, новые люди и очень стеснённые обстоятельства, где конфликт может возникнуть из-за одного сантиметра пространства.

Любая группа людей, от трех человек и больше, в своем взаимодействии склонна к расслоению на определённые роли — мыслители, организаторы и исполнители. И чем экстремальнее ситуация, тем быстрее и жёстче такое разделение произойдёт.

Такие роли люди «принимают» на себя, как правило, исходя из определённых врождённых склонностей и особенностей характера. Вероятно, на это влияет воспитание и окружение раннего детства. Но это тоже пока можно отнести к обстоятельствам, на которые человек влияния не имеет. Можно назвать это судьбой или предопределением. Похоже, что у некоторых в дальнейшем имеется определённая свобода выбора, но их немного. А, может быть, ее и нет вообще.

Исторически такие роли называются кастами. Именно так португальцы назвали увиденное ими в Индии расслоение общества. Сами индусы называли это варнами, что на их языке означает «цвет». Аналогичное слово до сих пор есть в украинском языке, как и остальные славянские, относящиеся к индоевропейской группе, — барва, т. е. краска, цвет. Пишу это не для повышения вашей эрудиции, а для обнаружения определённых закономерностей. В уголовно-арестантской культуре название таких каст — мужики, блатные, опущенные — тоже называется цветом, или мастью. Словарь Даля: масть — цвет, краска, шерсть (по цвету). Причём других полноценных синонимов у этого понятия, похоже, нет.