Джон Апдайк - Иствикские ведьмы

— Даже, — иронически отозвалась Сьюки.

— Ну, большей частью это невесело. Честно.

Опять першит в горле, подступают слезы. Это ощущение, как и то с трудом поддающееся стремление снова мыслить, было обнадеживающим и твердым началом. Ее перестало нести по течению.

— Может, тебя это немного успокоит, — сказала ей Сьюки. — Вполне вероятно, что Дженни не очень жалела, что умирает. Ребекка теперь, когда Фидель сбежал с ним, стала поразговорчивее, и она рассказывала в «Немо», что после нас там творилось такое, что волосы встанут дыбом. Очевидно, для Дженни не было секретом то, что затевали Крис и Даррил, по крайней мере, тогда, когда она благополучно вышла замуж.

— Бедная девочка, — сказала Александра. — Думаю, она одна из тех совершенных, прекрасных людей, для которых не находится места в нашем мире, — природа в своей мудрости усыпляет их.

— Даже Фидель оскорбился, — продолжала Сьюки, — но, когда Ребекка стала упрашивать его остаться и жить с ней, он ответил, что не хочет быть ловцом омаров или мальчиком на побегушках в «Дейтапроуб», а ничего другого здесь ему не светит. Сердце Ребекки разбито.

— Ох уж эти мужчины, — красноречиво изрекла Александра.

— Разве ж это мужчины?

— Как восприняли все это люди, подобные Хэллибредам?

— Плохо. Роза чуть не в истерике, что Артур оказался впутан в эти ужасные финансовые дела. Естественно, он интересовался теорией селениума, выдвинутой Даррилом, и даже подписал с ним какое-то партнерское соглашение в обмен на его экспертизу; Даррилу нравилось принуждать людей подписывать с ним договоры. У Розы так сейчас разболелась спина, что ей приходится спать на матрасе прямо на полу, и она заставляет Артура читать ей вслух весь день дрянные исторические романы, и ему не удается улизнуть.

— Вот уж действительно несносная женщина, — сказала Александра.

— Отвратительная, — согласилась Сьюки. — Джейн говорит, что ее голова похожа на сушеное яблоко, покрытое стальной стружкой.

— А как Джейн? Боюсь, сегодня утром она была очень раздражена.

— Ну, она рассказывает, что Боб Осгуд знает удивительного человека в Провиденсе на улице Надежды. Кажется, он может заменить всю переднюю деку на ее «черути», не изменяя тембра. Он один из тех хиппи, докторов философии, что идут в ремесленники назло своим отцам или протестуя против системы или еще чего-нибудь. Но она залепила виолончель клейкой лентой и играет на изжеванном инструменте и говорит, что ей даже нравится, виолончель звучит более человечно. Как невротик или параноик. Я попросила ее встретиться в центре и перекусить где-нибудь, в кондитерской или даже в «Немо», теперь, когда Ребекка больше не винит во всем нас, но она боится, что увидят те, другие: Бренда, Дон и Грета, наверное. Я их все время вижу на Портовой. Я улыбаюсь, они улыбаются. Нам нечего больше делить. Цвет лица у нее ужасный, — сказала она, возвращаясь к Джейн. — Белый как мел, а ведь еще не наступил октябрь.

— Скоро октябрь, — сказала Александра. — Малиновки улетели, а ночью слышны крики улетающих гусей. Я не стала в этом году собирать помидоры: всякий раз, как спускаюсь в погреб, бесконечные прошлогодние банки с соусом словно укоряют меня. Ужасные дети, терпеть не могут макароны, и, должна сказать, они действительно добавляют калорий, которые едва ли мне нужны.

— Не говори глупости. Ты похудела. На днях я видела, как ты выходила из супермаркета — я застряла в редакции, брала интервью у невероятно несолидного и напыщенного нового начальника порта, это просто мальчишка с волосами до плеч, даже моложе Тоби, — так вот, я случайно выглянула в окно и подумала про себя: «Лекса выглядит потрясающе». У тебя волосы были стянуты в длинный хвост, и на тебе был этот парчовый иранский…

— Алжирский.

— Алжирский жакет, который ты носишь осенью, а на поводке, на длинной веревке Коул.

— Я гуляла по пляжу, — сказала Александра. — Было чудесно, ни ветерка.

Хотя они поболтали еще несколько минут, пытаясь восстановить былую теплоту в отношениях, тот тайный сговор двух податливых и ранимых женщин против третьей, интуиция Александры безошибочно ей подсказала, что и Сьюки с грустью почувствовала, — все это уже говорилось прежде.

И вот наступает то благословенное время в году, когда знаешь, что косишь лужайку в последний раз. Считалось, что старший сын Александры, Бен, зарабатывал себе на карманные расходы, следя за садом, но теперь он вернулся в школу, а после уроков пытался стать в футболе начинающим Лансом Олвортом — бегать, качаться, прыгать, ощущая кончиками вытянутых пальцев сильный удар кожаного мяча, оторвавшегося от земли метра на три. Марси подрабатывала официанткой в «Кофейном уголке кондитерской», сейчас наступил вечер, и она обслуживала посетителей: к сожалению, последнее время она связалась с одним из тех лохматых, испорченных ребят, что околачиваются у супермаркета. Двое младших, Линда и Эрик, пошли соответственно в пятый и седьмой классы. У Эрика под кроватью Александра обнаружила бумажный стаканчик с водой, а в нем окурки.