Андрей Матвеев: Жизнь с призраками

Но я честно отбродил пару часов по этажам, опустошив половину кредитки, а потом, выйдя на улицу с двумя пакетами, бившими по ногам, решил пройтись и свернул зачем-то в ближайший переулок, прошел каким-то двором и вышел на ту самую улицу, где меня и застал снег.

Единственным доступным укрытием была освещенная дверь, рядом с которой белел прямоугольник афиши с черными буквами, извещавшими о поэтических чтениях, вход свободный, дамы и господа, мы вам рады.

И я нырнул внутрь, прошел по коридору и оказался у входа в маленький зал. Двери были открыты, оттуда слышались голоса.

Сел я в последний ряд, на пустующее с краю место. Со сцены доносились какие-то слова, но они не складывались в предложения. Зато внезапно я почувствовал тот самый запах, который частенько преследовал меня все годы, что я пытался избавить свою жизнь от забредшей в нее тени.

Соседки видно не было, освещение со сцены не доходило до последних рядов. Зато, видимо, пресытившись очередным выступлением, она внезапно сказало мне на ухо:

— Какой это все бред!

Со сцены в этот момент в нашу сторону как раз полетела горстка несвязных фраз, транслируемых через микрофон мужеподобной девицей с очень короткой стрижкой. Пришлось пригнуться, фразы шмякнулись о стенку и расползлись по ней грязноватыми и неаппетитными кляксами. Соседка пригнулась тоже, наши головы соприкоснулись.

— Извините! — сказала она.

У меня сел голос. Такого не бывало уже много лет, будто я опять тот самый юноша, который то ли признался, то ли вот-вот признается Лере в любви. Мне хотелось намотать этот возникший запах на руку и забрать с собой. А дома, смотав обратно, поместить в какой-нибудь сосуд, плотно закупорить крышкой и лишь изредка, в особо тоскливые минуты, открывать, чтобы вновь почувствовать, что я все еще жив.

Слова и фразы прекратились, зал зааплодировал. Девица ушла со сцены, на нее забрался крепкий бородатый мужичонка в пиджаке мышиного цвета и каких-то коричневых брюках.

— Пойдемте отсюда! — внезапно произнес я.

— Куда?

Во мне будто поселился чревовещатель. Я лишь открывал рот, а слова вылетали из него сами, кто же их говорил — неведомо.

— В кафе, в ресторан, к вам, ко мне, куда угодно!

— К вам! — после непродолжительной паузы сказала соседка, я сгреб свои пакеты, и мы двинулись к выходу.

Как я узнал еще до ночи, П. оказалась на этих поэтических чтениях по такой же случайной и метеорологической причине, что и я: ее загнал туда снег. А перед этим она была в ресторане, на обычном любовном свидании, которое намеревалась продолжить вечером в постели своего бойфренда. Только вот спутник ее не вовремя отошел в туалет, да еще зачем-то оставил на столе свой телефон, на который как раз в этот самый момент пришла эсэмэска. И П. ее прочитала.

Когда кавалер явился обратно к столу, то получил по морде им же подаренными цветами, а П., размазывая тушь по щекам, отправилась восвояси, под внезапно нагрянувший снег, и ей, как и мне, ничего не оставалось, как нырнуть в убежище для рифмующих и их поклонников.

Собственно, кроме запаха, в ней не было ничего от Леры. Но то ли злость на своего бойфренда, то ли внезапно возникшее ощущение собственной порочности превратили ее хотя бы на этот вечер в удивительно страстную и умелую любовницу, каковой она, что стало ясно буквально через несколько дней, не являлась. По крайней мере, со мной. На самом деле, у нее тоже были свои тени, и когда П. лежала в моей постели, то занималась любовью не со мной, а с ними, и не мне считать, с которой прежде всего.

Наш роман продолжался недолго, где-то с пару месяцев, потом она простила эсэмэску, отомстив за это так, как часто и делают женщины. И в один уже канонически зимний день попросту исчезла из моей жизни. Если бы не запах, то ничего этого не случилось бы, и не исключено, что столь сладостной мести предавалась бы она не со мной, а с кем-то другим, и у меня бы не было поводов вспоминать ее. Ведь она не призрак и не тень, а такая же жертва синдрома чужой жизни, как и я. Но я вспоминаю о ней всегда с удовольствием, ведь это она познакомила меня с Аэропортовыми!

На второй неделе наших отношений, когда очередной женский цикл помешал ей заняться мщением, она вдруг сообщила мне, что нас в гости ждут ее друзья.

Как потом оказалось, особенно близкими друзьями они не были, хотя П. и Клава, жена Вени, учились в одном классе и временами доверяли друг другу все, вплоть до рассказов о физической близости с очередным любовником. Временами это доверие сменялось чуть ли не ненавистью, Веня смотрел на это со стороны, да и вообще он на все смотрит со стороны, удивляясь жизни и восхищаясь ею ежедневно, ежечасно и ежеминутно.