Андрей Матвеев - Жизнь с призраками

Внезапно я поймал себя на мысли, что начинаю забывать ее лицо. У призраков его нет, точно так же, как и глаз. Просто смутная, неясная тень, колеблющаяся от малейшего дуновения ветерка.

— Мне уйти?

Вообще, давно бы пора. Иначе я так и не смогу окончательно стать самим собой, тем самым, к которому стремлюсь уже много лет, с окончательно погребенного детства.

И надо что-то решать с картой. Это намного важнее сейчас, от этого зависит моя жизнь в ближайшее время, дело даже не в Арнольде и не в деньгах, что я могу заработать на этой авантюре.

Если в чем и есть смысл, то в Дениз.

Соединить концы прихотливо разведенных в пространстве нитей очень трудно, особенно когда они расположены в разных мирах.

Мне надо услышать ее голос, ее английскую речь, которая намного правильнее моей. Наверное, в моих отношениях с женщинами тоже виновата мать. Она дозволяла мне все, но подразумевалось, что полной свободы я не получу, рыбалка из банки будет продолжаться и мать так и будет насаживать кусочки какой-нибудь сайры или частика на крючок.

У нее самой было много мужчин.

Я ревновал ее к ним? Ответ отрицательный, я вообще не знаю, что такое ревность. Порою эти мужчины, просыпавшиеся за шкафом, отгораживающим мою раскладушку от тахты матери, на которой она принимала очередного любовника, дарили мне подарки. Только я всегда знал одно: они опять исчезнут, как исчезнет и мать, а мне останется заснеженный двор, по которому я буду бродить с приятелем, которого давно уже нет в живых, хотя его призрак, надо отдать ему должное, ни разу не потревожил меня за прошедшие годы.

— Ты жестокосердный, — говорит мать, — я надеялась, что хоть сейчас ты что-то понял, когда меня уже нет даже в телефонной трубке.

Я не буду ей отвечать, что действительно понял. Может, я все и забуду. Вот только когда — не знаю. Это выше моих сил, вне рассудка, вне принципов общепринятой морали.

Она пропадает так же, как и появилась, успев спросить напоследок:

— Я могу тебе помочь?

— Ты никогда не могла мне помочь! — отвечаю я.

— Я хочу тебе помочь! — говорит она и вдруг исчезает с очередным порывом ветра, налетевшего на берег с моря.

И при ее жизни наши разговоры выматывали меня, нас хватало обычно минут на двадцать, а потом мы начинали ссориться, кто бы знал, что это будет и после ее смерти.

Ее силуэт тает над морем, среди белесых, почти прозрачных облачков, что внезапно появились в небе со стороны Коса. Я уже подметил, что, когда такое происходит, это обещает резкую перемену погоды, нет, не похолодает, но ветер начнет дуть с другой стороны, откуда-нибудь с северо-запада. Может нагнать и шторм, тогда пару дней к морю будет трудно подойти. Волны с ревом начнут вгрызаться в берег, а когда они успокоятся, вода внезапно станет холодной, в такую и войти-то не будет никакого желания.

Если я что и люблю больше всего на свете, то это море. И сейчас, когда призрак матери наконец-то оставил меня в покое, я опять чувствую себя счастливым, здесь, неподалеку от замка, который вновь стал темно-серым, каменным нагромождением стен и башен, некогда привидевшимся Генриху Шлегельхольту, уроженцу городка Темпельбурга, и пережившим своего создателя больше чем на полтысячи лет.

Мне пора идти. Я и так разморен жарой и этими видениями, что совершенно некстати посетили меня. Хочется в тень и чтобы рядом была Дениз, только это ведь невозможно.

Очередной порыв ветра вдруг бросает мне на колени обрывок плотной бумаги. Зачем-то я беру его в руки и вдруг понимаю, что это совсем не бумага, а кусок выделанной шкуры газели, именно на таком материале Пири Реис рисовал свои карты.

Несмотря на жару, меня бросает в холодный пот. Ноги становятся ватными, я не могу встать со скамейки, на которой просидел все это время. Понятия не имею, откуда взялся этот обрывок, уши закладывает, как при перепаде давления в самолете, я больше не слышу чудных бодрумских звуков, мир опять стал единым, пусть и лишенным голосов.

А потом хлопок, и звуки возвращаются. Я смотрю на карту, вот море, вот крепость, вот край острова. Потом обрыв, на колени мне прилетела лишь одна половина. Другая осталась там, в сумрачном, призрачном мире, потому как иначе, чем посланием от матушки, я это назвать не могу. Она ведь действительно хотела мне помочь, вдруг ей это удалось, пусть только сейчас.

Я знаю, что это за остров, он хорошо виден из Бодрума, совсем неподалеку. Его называют Карадой, еща Кара-Адой, или Черным островом. Добраться до него пустяки, но вот где там искать и что?