Валерий Шелегов - Зелёный иней

— Зачем идти в ресторан, если не веселиться?

Художник танцует с женой. Сестра свободна.

Она зовет.

— Северянин? — девица отогнула ворот сорочки под галстуком, убедилась в ее свежести.

Догадаться не трудно. На ногах ботинки, пошитые из камуса лося.

— А ты, официантка?! — усмехнулся.

— Как ты догадался? Работаю в «Ангаре». Официанткой.

Расчетливая, «куколка». «Аккуратная», судя по опытности и привычке отмечать чистоту дна стакана на свет. Не сложно догадаться.

— Поедем ко мне, — позвала.

После «Интуриста» поехали к Евгении. Так ее звали. В домашней обстановке «куколка» «освободилась» от «кокона».

— Возьми меня на Север, — попросила. — Устала…

Путь от Иркутска на Индигирку тянул неудержимо. Помнилось чувство возвращения домой. К Наталье. С первого курса летал. В Арктику лететь утомительно долго. Никто меня там не ждал. Тянула к себе Арктика океаном. Его живым дыханием зверя. Ромка помнился. Из детского сада. В шубке и валеночках рядом с моей рукой. Качается на руках взрослых между мной и Эрикой. Цепким звеном судьбы. Далеко над Мысом Дежнева — в глубине космоса Северное сияние!

«Евгении — не понять?! Почему не хочу жить в Сибири». Не зная Арктики, людей поживших там хоть год, тоску их по Заполярью не поймешь. Тоска эта вселяется навечно и живет чудом, когда-то свершившимся.

От Иркутска устал. В общежитии института надоело. Мужики улетели. Несколько дней жил у Евгении. Пропадает женщина. Жалел Евгению.

«Квартира. Работа. Союз писателей «на Степана Разина». Рядом. Писатели. Есть с кем дружить. У кого поучиться»… — Предлагала Евгения остаться «навсегда»…

Ожидала Арктика. Звала преданностью и любовью женщины. Зачем я Евгении? Зачем она мне?

За день до отъезда купил «велосипед для мальчика Ромки». Подарил Евгении «на память» колечко. Жалел женщину.

Проводила в аэропорт.

— Будто всю жизнь с тобой жила, — сердилась Евгения на слезы. — Ты как кот. Молчишь и мурлычешь свое. Уютно рядом с тобой. Все северяне такие? Обязательно выйду замуж за северянина. Их много через залы ресторана «Ангары» проходит. Шалые все…

Мое прошлое и будущее Евгении неизвестно.

«Бродягой» для женщины в памяти остался…

Эрика читала книгу в круге света от высокого торшера, стоявшего на тонкой ножке в изголовьях дивана. Присел на край одеяла. Заждалась. Глаза сердитые. Завернула руку за голову, нащупала выключатель торшера.

— Ложись, — пригласила из темноты.

…Она освободилась от томительного оцепенения и вздрагивала, прильнув головкой к плечу. Я был спокоен и жалел о «случившемся». Совесть мучила за иркутскую историю с Евгенией. Не сулил, не обманывал женщину. Погрелись «общим костром». Одинок. Имею право. Совестно перед Эрикой за ее «доверие», которое «не оправдал». Всего не расскажешь…

Деревянный «полковничий» дом подрагивала от бешенства пурги. Мышкой шуршал в обоях ветерок, проникающий в щели между оконных рам. Гудит за окном воздух. Содрогаются оконные стекла.

Эрика дремала. Задумчиво перебирал губами ее мягкие волосы.

— Ты уедешь? — тихо спросила. — Когда?

Рассказал о случайной встрече с поэтом Пчелиным. Случайностей не бывает. «Вызов» на работу в «редакцию» обещан не раньше весны. Наши дни — остаток января, февраль и март. Решил уехать из Арктики без вызова, если Пчелкин не сдержит слово.

— Хорошо, — тихо согласилась она. — Живи у меня. Холодно в общежитии…

Март задышал теплыми влажными ветрами в притихшей тундре. Под чистым близким небом, ослепительно синими легли тени от застругов в тундре. Задышало пространство обновлением жизни. Жители арктического поселка устали от долгой зимы. Мартовским ясным днем весь поселок вышел кататься с Черной Сопки на лыжах и санках.

Черная Сопка в глубине тундры в версте. Смыкается седловиной с холмами океанского мыса. Кромка Ледовитого океана извилисто и прихотливо кольцует низменность побережья тысячи километров.

Эрика прикрывается рукой в варежке от слепящих лучей солнца. Люди радуются жизни. Полярная ночь пережита. Солнце в Арктике воспринимается с особенным видением. Оно рядом! Катится светлым «яичным желтком» по кругу горизонта. Веселит взор золотистостью и багрянцем. В такое время марта солнце в Арктике несколько часов. Сонно выберется. Оглядится и опять спать.

Ромка рядом, держится за руку и смотрит вниз склона, высматривая поселковых мальчишек знакомых по детскому саду. Его «шестилетие» жизни на земле мы отметили скромно, в семейном кругу. В «ночнушке до пяток» Эрика немым укором напоминала жену Наталью. Не скажешь.