Мег Вулицер - Исключительные

Обсудили и родителей, но главным образом сдержанно-пренебрежительно.

— Мне, собственно, по барабану, вместе живут мать с отцом или врозь, — сказал Итан Фигмен, слюнявя косяк. — Они все в себе, то есть на меня особо внимания не обращают, а я и рад. Хотя неплохо было бы, если бы отец иногда закидывал что-нибудь в холодильник. Кормить своего ребенка вроде как модно нынче.

— Сходи в «Лабиринт», — посоветовала Эш. — Там о тебе позаботятся по полной.

Джули понятия не имела, что такое «Лабиринт» — может, в городе есть такой эксклюзивный частный клуб с длинным извилистым входом? Спрашивать не хотелось, так и невеждой прослыть недолго. Хотя она не понимала, как вообще сюда попала, Итан Фигмен вошел в этот круг не менее загадочным образом. Он был таким приземистым и невзрачным, его предплечья были будто обожжены экземой. Итан никогда не снимал рубашку. Ежедневно он проводил выделенный для плавания свободный час под раскаленной жестяной кровлей анимационного сарайчика со своим учителем, старым Мо Темплтоном, который вроде бы некогда работал в Голливуде с самим Уолтом Диснеем. Старина Мо выглядел жутковато, как Джепетто из диснеевского «Пиноккио».

Чуя, как начинает действовать влажный косяк, обслюнявленный Итаном Фигменом, Джули представила себе, как вся их слюна соединяется на клеточном уровне, и этот образ вызвал у нее отвращение, но потом она засмеялась про себя, подумав: все мы не более чем бурлящие и распадающиеся шарики из клеток . Итан, заметила она, пристально глядел на нее.

— Хм, — сказал он.

— Что?

— Да это я так, про себя. Может, захочешь тут немного задержаться.

— Ну, может, и стоит, — ответила Джули.

— Я за тобой присмотрю.

— Спасибо, — сказала она.

Итан повернулся к остальным, но в своем зыбко-воздушном состоянии Джули ощущала, что Итан отныне стал ее защитником . В ее голову лезли мысли, какие обычно возникают под легким кайфом, грезилась заполняющая вигвам мешанина человеческих клеток, из которой вырастают некрасивый добрый парень, и заурядное ничтожество в лице нее самой, и сидящая напротив нее изящная красотка, и необыкновенно притягательный брат этой красотки, и сдержанно-вкрадчивый сын знаменитой фолк-певицы, и, наконец, сексуально уверенная, слегка неповоротливая танцовщица со снопом светлых волос. Все они — лишь бесчисленные клетки, которые соединились, образовав эту особенную группу. И Джули Хэндлер, никоим образом к ней не причастная, решила вдруг, что любит эту группу. Что влюблена в нее, и останется влюбленной на всю жизнь.

— Если мать хочет бросить отца и чпокаться с моим педиатром, — сказал, обращаясь ко всем, Итан, — будем надеяться, что он моет руки с мылом после того, как поковыряется у кого-нибудь в заднице.

— Погоди, Фигмен, выходит, твой педиатр лазит в жопу всем пациентам, в том числе и тебе? — перебил его Гудмен. — Придется тебя огорчить, чувак: ему не положено этого делать. Это противоречит клятве Гиппократа. Знаешь, «пункт первый: не лезь пальцем в жопу».

— Да не лазит он никуда. Я просто хотел сказануть что-нибудь мерзкое, чтобы привлечь ваше внимание, — возразил Итан. — Я всегда так делаю.

— Ладно, мы так и поняли. Тебе мерзко от того, что твои родители расстаются, — сказала Кэти.

— Чего не можем сказать мы с Эш, — добавил Гудмен, — потому что наши родители счастливы до безобразия.

— Да уж. Мама с папой чуть ли не взасос у нас на глазах целуются, — подтвердила Эш, делая вид, что возмущена, но прозвучало это гордо.

Родители Вулфов, которых Джули мельком видела в первый день в лагере, были бодры и моложавы. Гил — инвестиционный банкир в новой фирме «Дрексел Бернхэм». Бетси — его хорошенькая жена, интересующаяся искусством и готовящая навороченные блюда.

— Все твое поведение, — продолжил Гудмен, — как бы говорит: «Меня не колышет моя семья». А на самом деле очень даже колышет . На самом деле ты страдаешь, по-моему.

— Не пытаюсь перевести разговор с трагедии моего рухнувшего домашнего очага, — ответил Итан, — но можно и гораздо более серьезные беды обсудить.

— Например? — спросил Гудмен. — Твое странное имя?

— Или резню в Сонгми? — вставил Джона.

— Как же, сын фолк-певицы приплетет Вьетнам к чему угодно, — огрызнулся Итан.

— Заткнись, — сказал Джона, но не рассердился.

На мгновенье все притихли; образы, связанные с убийством ни в чем неповинных людей, требовали тишины. Трудно было понять, как реагировать, когда злодеяние внезапно сталкивается с иронией. Судя по всему, при таком столкновении полагалось сделать паузу. Помолчать и выждать, а затем сменить тему, хоть это и ужасно.