Кристос Циолкас - Пощечина

— Где Рокко?

— Смотрит телик в гостиной.

Гарри позвал сына и стал ждать, когда тот откликнется.

— Что? — крикнул в ответ Рокко.

— Иди сюда.

Рокко, словно бросая вызов родителям, разгуливавшим по дому в полуобнаженном виде, был полностью одет — тренировочные штаны, бейсболка, балахонистая черная футболка с какой-то безвкусной блатной надписью на груди, носки, кроссовки.

— Тебе не жарко?

Его сын пожал плечами и не спеша уселся на табурет рядом с отцом:

— Что на ужин?

— Отбивные.

— С чипсами?

— Ты ешь слишком много чипсов, — заметила его мать.

— Чипсов много не бывает.

— Спасибо за поддержку, ваше величество.

Рокко недоуменно пожевал нижнюю губу. Гарри с трудом сдержался, чтобы не одернуть сына. Манера жевать губу уродовала Рокко.

— Мам, а почему ты называешь папу «ваше величество»?

— Потому что я — владыка этого дома.

Рокко перестал жевать губу, и Гарри шутливо ущипнул его за мочку уха:

— Когда-нибудь ты тоже станешь владыкой.

Но Рокко уже потерял интерес к разговору. Он развернулся на табурете и уткнулся взглядом в телевизор. Взял пульт, начал переключать каналы.

Сэнди перегнулась через стол и забрала у него пульт:

— После ужина посмотришь. Не отползаешь от телевизора.

— Телевизора много не бывает.

При виде негодования на лице Сэнди Гарри с сыном виновато рассмеялись.

— Ты звонил адвокату?

Рокко лег спать, а они смотрели DVD-фильм на новом плазменном телевизоре. Этот телевизор — огромный, как небольшой экран в кинотеатре, — обошелся им в кругленькую сумму, но он того стоил. Они его поместили в центре художественно оформленной стены. По обеим сторонам от экрана стояли омываемые мягким оранжевым светом гранитные плиты, по которым тихо струилась вода. Все это стоило целое состояние, зато красота какая. Загляденье. Фильм — это была какая-то скучная романтическая комедия — он почти не смотрел. Сидел перед телевизором только потому, что Сэнди держала голову у него на коленях. Чтобы не тревожить ее, он не стал тянуться за пультом. Но она сама вдруг села и приглушила звук. В ответ на ее вопрос он громко застонал.

— Звонил?

— Завтра позвоню.

Он настороженно наблюдал за женой. Сэнди редко с ним спорила. Она давно усвоила — еще с тех пор, когда они только начали встречаться, — что на прямую конфронтацию со стороны женщины он реагирует однозначно — становится упрям, как бык, никакими доводами не проймешь. Она кивнула — без улыбки.

— Позвоню.

Черт бы тебя побрал.

Она по-прежнему сомневалась, вид у нее был недовольный.

— Обещаю.

Ее лицо просветлело. Она тепло улыбнулась и, наклонившись к нему, поцеловала его в губы.

— Спасибо, детка.

Он провел пальцами по ее шее, по плечам. Она все еще была в его рубашке. Он стянул рубашку с ее плеч. Но вопрос жены выбил его из колеи, напомнил, что впереди его ждет трудовая неделя, нарушил настроение умиротворенности воскресного вечера.

— Прости, милая, притомился я что-то.

Сэнди высвободилась из его объятий, опять надела рубашку.

Он поцеловал ее в лоб. Она включила звук и снова положила голову ему на колени. Но он был слишком возбужден, чтобы сидеть спокойно. Он осторожно поднялся, подложил ей под голову подушку, подошел к бару и взял из холодильника банку пива. Побродив по дому, он остановился у спальни Рокко. Мальчик тихо посапывал, свернувшись на кровати клубочком; белая простыня скрутилась вокруг его тела. Все еще было жарко, дувший с моря слабый ветерок не приносил прохлады. Гарри глянул на икону Богородицы с Младенцем, висевшей над кроватью сына, и быстро перекрестился. Спасибо, Панагия [45] Панагия — литургическое именование Богородицы; греч. «всесвятая». , прошептал он. Одно время они с Сэнди думали, что у них никогда не будет детей. Сначала ей никак не удавалось забеременеть, потом первые три беременности окончились выкидышами. Вспомнив про страдания жены, Гарри поморщился и повторил обещание, данное Богу. Что он всегда будет оберегать и любить ее. Глядя на спящего сына, он благодарил судьбу за то, что они вместе с ней создали семью, свой домашний очаг.

И теперь вот та мразь намерена все это разрушить. Он не мог решить, кого он больше ненавидит: истеричку-жену, что шипела на него с нескрываемым презрением, пропойцу тряпку-мужа или писклявого щенка, которому он дал пощечину. Чтоб они все трое сдохли. К черту адвоката. Если у него не тонка кишка, он возьмет ружье и каждому из них всадит пулю в башку. Он знал, что эти люди — нахлебники, нытики, жалобщики. Жертвы. Из той породы, кто постоянно юлит и умоляет, чтоб им скостили цену, а когда приходит время платить, оказывается, что у них нет денег на счетах. Все средства потрачены на наркоту, курево, выпивку и прочую дрянь, которой они заполняют свое никчемное мерзкое существование. Эти люди — мусор, их следовало выбросить на помойку сразу, при рождении. Ему нужно было не пощечину дать этому гаденышу; нужно было выхватить у него биту и сломать ее об башку этого сосунка, дубасить его по башке до тех пор, пока она не превратится в кровавое месиво. Представив изуродованное лицо мальчика, почти ощущая запах крови, Гарри почувствовал себя спокойным впервые с тех пор, как Сэнди подняла вопрос об адвокате. Он глотнул пива и вернулся в гостиную. Сэнди дремала на диване. Он выключил телевизор и поднял жену на руки.