Гурам Дочанашвили - Одарю тебя трижды (Одеяние Первое)

— Как полагаешь, хватит корпуса одного генерала покончить с отребьем?

— Да, безусловно!

— Да, безусловно! — в бешенстве передразнил пол­ковника маршал. — Ты и тридцать человек посчитал до­статочным расправиться с теми двенадцатью! Затем без­мозгло ограничился бригадой в двести человек и опять твердишь: «Да, разумеется!» По зубам дать тебе мало, дурак...

— По недомыслию сболтнул, простите, грандиссимо­халле, не знаю, сколько их...

Маршал Бетанкур встал, постучал по сундуку драго­ценнейшим стаканом — крышка тотчас вскинулась.

— Слушаю, гранд...

— Сколько их, по-твоему?

— Мужчин, наверно... семьсот — пятьсот...

— Тысяча двести?

— Нет, семьсот.

— А женщин, болван, детей, стариков?

— Думаю, столько же, гранд...

— Как же они все-таки связали тебя, дуралей?..

— Пятнадцать их было, гран...

— А-а... Сколько, мой капрал?

— Семь — наверняка, до зубов вооруженных...

— Ладно, лезь обратно. Слушай, мой полковник, присядь на сундук. И так... — И Бетанкур прямо в ухо за­шептал полковнику, готовому уловить каждый звук его: — Отбери трех сотрудников из списанных, снабди их остро отточенными бритвами, и пусть срежут с убитых все, что срезается, — носы, уши и тому подобное, выко­лют глаза — мертвым не больно, обчистят карманы и вы­вернут; назад возвратятся окольным путем, чтобы не столкнуться с повозками, которые я отправлю туда, и, как вернутся, напои их из чаши побратимства зеленым напитком, тем, что подарил тебе, — не весь израсходовал, думаю.

— Да, гранд...

— Весь наш народ, всю великую Камору, следует на­строить против этих голодранцев, чтоб покарать их бес­примерно. — И добавил:

— Я ничего тебе не говорил. Ты не младенец, сам со­ображаешь. Ступай, пришли мне Грега Рикио.

— Кого, грандиссимохалле?

— Прекрасно слышал. Пошел!

Несчастный скиталец... Неискушенный. «Скоро верне­тесь, дядя Петэ?» — «Да, Доменико». — «Не задерживай­тесь там...» — «Мигом обернусь». — «Не обижайтесь, что не сопровождаю вас, — Доменико потупился. — Не могу больше... на улицу». — «Ничего, ничего, чем плохо сидеть дома!» — «Дядя Петэ... — Доменико, волнуясь, затеребил пуговицу, оторвал ее. — Просьба у меня». — «Слушаю, мой друг...» — «Мне неудобно...» — «Что, Доменико, не стесняйся». — «Вина хочется». — «Только-то! — Доктор вздохнул с облегчением, сочувственно провел рукой по поникшей голове.— Вина захотелось, значит?» — «Да. Простите, вы, врачи, считаете вино вредным... Простите, что прошу у вас». — «Чепуха, мой мальчик, захотелось, и ладно, — улыбнулся Петэ-доктор. — Тебе, однако, не выпить, а напиться охота, забыться, отвлечься от всего. Угадал я?» — «Да». — «Хорошо, я спущусь в подвал, принесу, ты не найдешь там». Доменико, не теряя вре­мени, достал из шкафа низкий широкий бокал, пригото­вил закуску — отрезал хлеба, взял сыр, и вспомнились глаза Мичинио, мерка с шеи, выронил нож. На цыпочках подошел к шторе, выглянул в глазок — никого! Что-то стукнуло, испуганно обернулся — в дверях стоял Петэ-доктор с кувшином в руках: видно, ногой открыл...

— На, Доменико, наслаждайся, — доктор поставил кувшин на стол. — Пей сколько хочешь, а я пойду к боль­ному. Запру дверь снаружи, чтобы спьяну не вздумал прогуляться по улице...

— Хорошо. — Торопливо наполнил бокал, но, стес­няясь доктора, повернулся к нему боком. Первый гло­ток — блаженным теплом разлился по всему нутру. Сквозь зубы всосал мерцавшую жидкость. Снова наполнил бо­кал, проливая вино на стол, исподтишка глянул на доктора — тот укладывал лекарства в сумку, — выпил, и знакомо приятно обожгло горло, на миг окунуло в дурман, но только на миг, еще долгий был путь в ту­манный край, правда легко одолимый... Поставил бокал, потянулся к хлебу да так и застыл — доктор уже с сум­кой в руках как-то странно улыбался ему.

— Слушай, Доменико... — И запнулся.

— Что, дядя Петэ?

— Ничего, просто... — В волглых глазах сквозила грусть, собрался с духом, сказал будто между прочим: — Может, утренняя девка нужна тебе, мой мальчик?

— Что? — Доменико вздрогнул. — Что еще за утрен­няя... Нет, не хочу... Зачем мне...

— Не знаю, так...

— Нет, не хочу... — повторил тише, но прозвучало не очень искренне. Снова наполнил бокал и, смущенный, возбужденно, каким-то чужим голосом крикнул уже вы­ходившему доктору:

— А почему вы... спросили?

Понял его Петэ-доктор, улыбнулся:

— Мужчина ты, вот почему, мой друг.

— А это... не зазорно?

— Что же тут зазорного... Приведу какую-нибудь. Да и вообще, без утренней девки посмешищем станешь в городе. Знаешь что, я приведу, и, если понравится, упомя­ни в разговоре грушу, а нет — яблоко.