Хуан Марсе - Двуликий любовник

— Святое небо! — прошептал Марес. Он замер, ссу­тулился еще больше и впился в нее глазами. Норма бы­ла ярко накрашена, с синими тенями на веках и высо­кими подведенными бровями, в неизменных очках с толстыми стеклами. Эти тяжелые очки с мощными ди­оптриями придавали ей какую-то холодную маниа­кальную одержимость. Она не была красавицей, но и в тридцать восемь сохраняла прекрасную фигуру, выра­жение напускной рассеянности на лице и глубокий проникновенный голос — свое очарование, чем-то на­поминающее причудливые творения Гауди. Она похо­дила на изящную башенку, украшенную мозаикой из битой керамики — капризные очертания, плавные, ок­руглые линии. Продолговатые, широко расставленные глаза, прямой нос и высокие скулы, усеянные редкими веснушками. И этот рот, чувственный, бледный, обес­кровленный, словно у куклы.

Приглядевшись к ее приятелям, Марес узнал и их: Жерард Тассис со своей женой Джорджиной, переодетые персонажами Фицджеральда, рядом с ними — Мирея Фонтан в костюме Миледи Винтер. Тотон, муж Миреи, был одет как обычно, зато на Эудальде Рибасе, ста­ром приятеле Нормы, красовался элегантный смокинг. Лучшие друзья Нормы, принадлежащие к изысканно­му кругу социолингвистов. Их чопорный вид Марес на дух не переносил. Живя с Маресом, Норма с ними поч­ти не общалась, и теперь они показались ему такими же никчемными, как прежде — остроумными, богаты­ми и пустыми, хотя всем им было уже под сорок.

— Где этот зануда Валльс-Верду? Сколько можно здесь торчать? — ворчал Тассис, искоса погладывая на Норму.

— Супруги Багес тоже куда-то подевались, — ото­звалась она.

— Супруги Багес могут и не прийти, — возразила Мирея. — Ита себя ужасно чувствует в последнее вре­мя, ей не до развлечений.

— Куда вы спешите? По-моему, и здесь неплохо, — сказал Рибас.

— Очень жалко Иту, — продолжала Мирея.

— Да уж, ей не повезло, — ответила Джорджина.

— Надо же! — воскликнула Норма, опираясь спи­ной о стойку. Она сочувственно покачала головой, и полумесяцы дешевых сережек печально звякнули в ее прекрасных ушах. — Все наши подруги по колледжу несчастливы в браке. Изабель, Паулина, Ита...

— А больше всех Эухения, которая к тому же больна и совершенно одинока, — сказала Джорджина. — Бед­ная Эухения...

Сережки снова зазвенели, и Норма плохо расслы­шала ее слова.

— Леусемия? —переспросила она.

— Та тоже разошлась с мужем, — вспомнила Джор­джина. — Как и ты.

— Но ведь раком от этого не болеют, дорогая, — от­ветила ей Норма.

Как обычно в присутствии Тотона Фонтана, кото­рый плохо владел каталонским, они почти все время говорили по-испански, гнусаво и выразительно, как говорят потомки знатных каталонских семей Эйшамплы. Напрягая единственный глаз, Марес пытался определить, насколько изменило этих людей время. Не слишком сильно, черт возьми. За те десять лет, пока он неуклонно погружался в полное одиночество и не­мощь, более постыдную, чем старческая, они умудри­лись остаться такими же сияющими и подтянутыми. Навострив уши, Марес топтался вокруг них, тщетно пытаясь привлечь внимание бармена, который обслу­живал Миледи Винтер.

Задумчиво разглядывая свои потертые зеленые ту­фли, Норма даже не взглянула на чистильщика обуви с цыганской внешностью, который глухим голосом тре­бовал свой стакан баррехи. Наконец бармен удостоил его вниманием. Норма продолжала разглядывать свои тусклые зеленые туфли. Получив стакан, Марес встал у стойки возле нее и Рибаса. Неожиданно он встретился глазами со своим отражением в зеркале стиля модерн, висящем напротив, которое в свою очередь повторяло его отражение в другом зеркале за спиной. Он видел перед собой множество копий жалкого нелепого су­щества, которое жалось к Норме, скрываясь под убо­гой маской уличного чарнего. Он пил барреху насто­роженно, словно за ним неотступно следили, полуприсев, неприметный и непостижимый. Даже самому себе он казался чужим и далеким. Забыв обо всем на свете, он чувствовал непривычное, острое блаженство: до него доносился перекрывающий все и вся аромат волос Нормы и даже, — так, во всяком случае, ему каза­лось — жар ее бедер.

Внезапно он отчетливо понял, что речь идет о нем: в нескончаемом переплетении случайных слов и об­рывков фраз, заполняющих пространство вокруг, он расслышал ироничное замечание Эудальда Рибаса, ко­торое тот произнес довольно громко:

— И все же интересно, как удалось этой уличной блохе запрыгнуть на круп богатой наследницы?