Станислав Родионов - Избранное

Мы входим в отдел. Просьба дышать не очень — люди же работают.

Перед вами начальник отдела, который сидит за самым большим столом. Уж не такой он большой, чтобы не было видно начальника отдела. Видимо, он пошел к другому начальнику отдела в порядке обмена между отделами начальниками отделов.

Вот перед вами ведущий инженер, которого увела в буфет чертежница Оксана. Иначе бы он обязательно был на месте, потому что его белый король прошел уже в дамки.

А вот перед вами инженер-конструктор, который трудится за кульманом. Кульман — это чертежная доска, поставленная на попа. Действительно, он не совсем трудится, ибо его у кульмана нет. Это его мы видели в коридоре. Это который якобы курит у огнетушителя, но в отделе кадров знают, что он научился спать стоя.

Тогда перейдем ко второму инженеру-конструктору, который трудится за вторым кульманом. Напрасно вы заглядываете за кульман — уж если инженера нет, то его нет. Тогда уж посмотрим его ватман. Нет, это не чертежи паровых батарей — это женские ножки его знакомых.

К третьему инженеру-конструктору не пойдем, поскольку она сейчас во Дворце бракосочетаний хлопочет разрешение на бракосочетание во Дворце бракосочетаний, а Дворец бракосочетаний упрямится, поскольку она хочет бракосочетаться третий раз и опять во Дворце бракосочетаний.

Перейдем лучше к молодому специалисту Гоше, который наверняка на месте. И верно, его тоже нет — рн третий день выколачивает подписку на теоретический журнал «Наша клюшка».

Ну, это место чертежницы Оксаны, которая увела ведущего.

Теперь мы подходим к последнему члену этого коллектива, к кандидату технических наук Клавдии Исмаиловне, которая стоит у стеллажа — вот она перед нами. Как не она, если это она. А кто же это перед нами? Действительно, не она, а на стеллаже висит недовязанная дубленка из овчины, мохеровая, которую Клавдия Исмаиловна еще довяжет. А сама она отпросилась на третий инфаркт родной сестры Антониды Исмаиловны, с которой вместе стоит сейчас в очереди за дамскими гарнитурами импортными, полиэтиленовыми…

Мы выходим из отдела. Просьба дышать про себя — люди же работают!

— Поговорил бы с ребенком, ведь не видитесь днями, — сказала жена, когда я хотел было приняться за чертежи, которые взял для дополнительного заработка.

Витька словно ждал команды и появился передо мной неожиданно, как грибок. Я сел на диван, посадил его рядом и спросил:

— Ну, Витька, вопросы есть?

— Есть, — бодро ответил он, в чем я и не сомневался.

— Давай, только по порядку, — приготовился я к каверзам вроде «почему ты усики бреешь, а тетя Вера нет?».

— Папа, вот на земном шаре много людей живет, а будет еще больше. А зачем?

— То есть как зачем? Человечество жить хочет!

— А зачем оно жить хочет?

— Ты хочешь спросить, в чем смысл нашей жизни? — попытался я философски организовать Витькин вопрос.

— Ага, — согласился он на такой вариант.

— Человек создан для счастья, — сказал я, припоминая, что мы прорабатывали по этой теме на последних политзанятиях, — Гм, как птица для полета, — добавил я, так ничего и не вспомнив.

— Человек живет, как птичка? — обрадовался Витька.

— Ну, нет… Человек живет, чтобы трудиться. В этом смысл его существования.

Жена иронически улыбнулась, но это относилось не ко мне, а к той посуде, которую я не мыл.

— А зачем человеку надо трудиться?

— Чтобы производить материальные блага. Например, вещи, продукты… Опять-таки игрушки…

— А зачем людям вещи?

— Человек их потребляет. Вот продукты ты ешь, игрушками играешь — значит, ты их потребляешь.

— Папа, мы купили пианино, а играть никто не умеет. Значит, не потребляем?

— Как тебе сказать… С точки зрения магазина, мы его потребили. Ну, это сложный политэкономический вопрос, будешь в школе проходить.

— Папа, а когда человек потребил, то он для чего живет?

— Он опять трудится, чтобы приумножить материальные блага.

— А когда он потрудился?

— Он потребляет эти блага.

— А когда потребил?

— Я же тебе говорил — он идет трудиться.

— И так все время?

— Эти вопросы не твоего возраста, — раздраженно сказал я.

— А у меня есть вопросы и моего возраста…

— Обед готов, — сообщила жена. — Идите, потребляйте.

— А потом пойдем трудиться, — вяло добавил Витька.

Я начну с начала, но главное будет в середине. Не светись он желтым, я бы его в парке и не заметил. Стоит себе вздутый, как поросенок, да он и был из поросячьей кожи. А кругом ни души. Взял я этот портфель, покачал на руке для определения веса — тяжелый. Это еще ничего не значит, сейчас многие в портфеле кефир носят, ботинки из ремонта или цемент для дачи. В общем, открыл я его…