Станислав Родионов - Избранное

Городской житель тоскует по природе, кто, конечно, еще помнит ее. Физическая работа соприкасает человека с природой напрямую, поскольку тут имеешь дело с землей, деревом, кирпичом… Я вот с шестернями весь день бился, с металлом, а металл-то тоже есть природа, поскольку он из земли нашей добыт. Вот я к ней, матушке, и прикоснулся.

Только это мы закончили ремонт, стоим чистые и переодетые, как подчаливает ко мне кадровик Чурочкин и ведет речь о подшефной школе, о нашей экспериментальной бригаде, о моей рабочей чести… А сам меня к уже гудящему автобусу подталкивает. Пришлось ехать.

Наше предприятие опекает ближайшую школу. Чтобы, значит, прививать ребятам любовь к труду и заманивать к нам. Но кроме меня поехал народ и с других близлежащих мест: кибернетик от ученых, механик с макаронной фабрики и знатный сборщик, Герой Труда…

Вошли мы в зал, где скопилось три восьмых класса. Давненько я не видал ученичков вот так, лицом к лицу и массой. Свои-то выросли. А тут уперлись в нас взглядами неотвратимо. Такие самостоятельные, свободные, ничем не удивленные. А двое, впереди сидящие, даже и наглые: один, курчавый, в очках, глядит на меня строго, будто он доктор, а я за больничным пришел; второй, белобрысенький, как увидел меня, так и заулыбался от щекотавшей его радости. И девиц много, хотя профессии наши не дамские, но про кибернетику судить не берусь.

Завуч нас представила, и, надо сказать, моя должность прозвучала весомо: бригадир экспериментальной бригады. Да недолга жизнь машины, у которой лысые шины…

Первым высказался знатный сборщик, мужик толковый. Про турбины такое порассказал, что ребята аж присмирели — тыщи тонн да миллионы киловатт. Их завод на всю страну гремит и за границу докатывается. Чем же я буду крыть — ремонтной ямой?

Вторым поднялся механик с макаронки — этот подвел теоретическую базу под мучнистые изделия и растолковал, чем макароны разнятся от лапши, вермишели, а также от рожков. Правда, ему был политический вопрос: почему, мол, итальянские макароны длиннее наших? Но механик ответствовал подкованно: зато, мол, наши толще.

А ученый не только ребят, но и нас удивил до крайности. Работают они над изобретением железного человека, робота, который с ношей влезает на грузовик и обратно слазит. Думаю, надо водителей предупредить — кто увидит, как такая дура лезет к нему в кузов, так и заикой сделается.

Тут и моя очередь подошла. Встал я, пригладил лысину и заматерел, как бетон. О чем говорить? О капитальном ремонте? О физическом труде, как думал утром? Или о заработках?

— Над чем ваша бригада экспериментирует? — вдруг спросил очкастый, доктороподобный.

Расскажу. Как я думал-думал и надумал, что работа и человек неправильно взаимно расположены; что надо плясать от человека к работе, а не наоборот; что надо не человека подчинять работе, а работу человеку; что хочу в бригаде все перешерстить в подобном духе и в том же направлении… Это ребятишкам-то? Да разве они этого от меня ждут? А вдруг ждут и сами того не знают? Я-то вот хочу повернуться лицом к людям… А ребята что — рыжие?

С ними ведь как о работе говорят? Бодягу заведут — чихать охота. Ребята умом понимают, что без труда не вытянешь рыбки из пруда, а сердцем-то чуют, что труд есть как бы часть всего целого и это целое будет вся наша жизнь. Вот и надо с ними говорить о жизни и ее образе. Как жить да зачем. А об этом и не говорят, стесняются или не умеют.

— Ребята, — сказал я для зачину, — У кого мозоли плотные, у того и портки модные.

— А что такое портки? — спросил очкастый.

— Джинсы, — перевела завуч, застеснявшись.

— Труд, — продолжил я язычно, — всей работе голова. Бывают работнички — оторви да брось. Я вам байку поведаю, между прочим, наблюдаемую самолично в одной энской конторе.

Байку мою выслушали с любопытствующим сопением…

…Один работничек ежедневно отлучался из-за своего стола на часик-другой-третий… Начальник к нему с претензией, а работничек на свои бумаги ссылается: мол, коли на столе лежат, то я тут. Да бумаги-то не человек. Тогда стал работничек пиджак оставлять на спинке стула: коли пиджак висит, то я тут. А начальник ему резонно и в том смысле, что можно и второй пиджак приобрести. Тогда работничек шляпу положил на стол: коли бумаги, пиджак и шляпа, то я тут. А начальник возражает, что, мол, мы зарплату не шляпе платим, а личности. Тогда работничек принес охапку сена, набил в пиджак, надел шляпу, нарисовал на бумаге среднестатистическую личность и посадил вместо себя чучело. И он гуляет, и начальник доволен. А?