Джон Маверик: Я, Шахерезада…

— Алекс!!! Что за бред ты читаешь?! — не выдержав, взмолился Джонни. — Ну, как тебе самому-то не стыдно?

— Здесь так написано, — невозмутимо пожал плечами Алекс, — а, значит, так оно и было. Профессиональные журналисты не станут лгать.

— Журналисты брешут, как сивые мерины! Не могло ничего подобного быть, просто не-мог-ло! Выкинь ты этот идиотский «Бильд» ко всем чертям!

— Это не «Бильд», — обиженно возразил Алекс. — А «Саарбрюккен Цайтунг», серьезная газета, между прочим. А в жизни, Джонни, бывает и не такое. У меня бабушка была психиатром, и еще не то рассказывала. Газетчикам и не приснилось бы. Человеческая психика — очень тонкая штука, ломается легко. Хорошо, если это сразу бросается в глаза… А бывает — нормальный с виду человек, ничем особо не выделяется… и никто не догадывается даже, насколько бесповоротно у него съехала крыша. И он способен уже сделать что-то страшное с собой или с другими. Тот мужик, — добавил Алекс, имея в виду жертву, — был серьезно болен.

— Однако это не причина его убивать, — запротестовал Маверик. — Это очень хорошая история, Алекс, но ты уверен, что ее обязательно нужно читать за завтраком? Я хочу просто спокойно поесть и не слушать про всяких маньяков, психов и свихнувшихся извращенцев. У меня от такой дряни кусок в горло не идет. Пожалуйста, очень тебя прошу, читай свою гадкую газету, как бы она не называлась, про себя!

— Про меня здесь ни слова не написано, — усмехнулся Алекс.

— Ничего, скоро про меня напишут! — выпалил Джонни и тут же прикусил язык, испугавшись того, что сказал.

Как ни странно, Алекс не стал смеяться, а только пристально вгляделся во внезапно побледневшее лицо друга и уже совсем другим тоном произнес:

— Джон, не бери в голову, все будет нормально. Ты просто постоянно что-то такое выдумываешь. Не знакомься по интернету, и ничего плохого с тобой не случится.

— Алекс, ну, как ты не понимаешь, что не в интернете дело, — Маверик чувствовал, что его голос дрожит, и злился на себя за это. Руки тоже дрожали так сильно, что чашку пришлось поставить на стол, чтобы не расплескать кофе. — Моя профессия связана с постоянным риском. Уж кому и стать жертвой маньяка, если не мальчишке-штрихеру? Тебе легко рассуждать, ты все время на виду, а я стою под мостом, совсем один, уж не говоря о случаях, когда приходится садиться в чужие машины или ехать к кому-то домой.

— Глупости, — нетерпеливо перебил Алекс. — Ерунда. Городок у нас небольшой, и все друг друга знают. Даже туристы приезжают одни и те же. Не ходи с теми, кто не внушает доверия, ты не обязан, и никто не может тебя к этому принудить. А если что вдруг — кричи, тебя услышат. Ничего нет в твоем занятии опасного, главное, не забывай про резинку, чтобы не подцепить какую-нибудь гадость, и все будет о'кей.

— Ты меня за полного идиота принимаешь? — возмутился Джонни.

У него пропало желание спорить, и не стал он говорить Алексу, что часто, особенно в плохую погоду, задерживается в плохо освещенном ночном парке дольше других и остается в полном одиночестве, когда кричи — не кричи, все равно ни одной живой души рядом нет. Да и так ли трудно заставить человека замолчать, так что и вскрикнуть не успеешь? Совсем не трудно, и Маверик это прекрасно знал, но он промолчал и ничего не сказал другу, а просто допил кофе и ушел на кухню, споласкивать под краном грязные чашки.

И как будто даже легче стало Джонни после той беседы, ведь он вербализировал, наконец, свои страхи, а Алекс не посмеялся над ними, но отнесся с пониманием. Попытался успокоить, насколько умел, привел разумные доводы, но… Но засела у Маверика в сердце какая-то заноза, несколько идиотских, им же самим оброненных слов.

Он мыл кофейные чашки и блюдца и, вытирая их кухонным полотенцем, расставлял аккуратно на полки в буфете, а перед глазами все стояла одна картинка, живая и пугающая своей яркостью, словно застывший стоп-кадр. Алекс за тем же столом, в гостиной, но на сей раз один; читает газету, а в ней — уже не заметка о двух психах из Майнца, а статья про него, Джонни, мальчишку из городка Блисвайлера. Может быть, даже без указания фамилии, просто еще одна безымянная жертва в бесконечном ряду несчастных, избранных судьбой для какого-то чудовищного и бессмысленного кровавого обряда.

А где-то на периферии сознания мерцал, то исчезая, то вновь проявляясь, как человеческое лицо на фотобумаге, другой образ, такой неясный и смутный, что его и рассмотреть толком не удавалось. Газетный листок двенадцатилетней давности. И в нем тоже написано что-то нестерпимо мерзкое. Что-то, имеющее отношение к нему, Джонни Маверику.