Анатолий Елинский - Рассказы

Заснеженная Покровская гора почти сливается с небом, и матовым китайским фонариком висит над землёй часовня Параскевы Пятницы.

К вечеру, сказали старые люди, захуевертит, и мороз.

В полдень пошел дождь, потом внезапно налетел такой ветер, что будь у домов паруса, их бы выдуло за сопки.

Посыпался шифер, куски жести, лёг на землю сорванный электрокабель. Резко похолодало. Город превратился в шершавый каток.

Вечерело. Литературный критик Шкворчанский культурно полз за пивом, как вдруг ему под ноги бросился огромный мускулистый ротик. И глухо зарычал. Захотел, как писали классики, посмотреть, что у него внутри. Альберт посерел и тоскливо огляделся.

— Девушка, собаку уберите… А вы поводок надевать не пробовали?

Собачница сузила глаза, раздула ноздряшки: «Он к вам подбежал, потому что вы — злой!»

Шкворчанский даже опешил от такого парадоксального полёта мысли: «Так если я — злой, то это я бы на него набросился…»

Колония строгого режима находится в ложбине. Из окна учительнице начальных классов Тане Жданович открывается прелестный вид: по ту сторону запретки петляет сельская дорога с редкими машинами, огибая живописный холм, над которым торчат верхушки крестов главного городского кладбища. От крестов Тане зябко.

Ученики старше учительницы. Они решают задачу про ежика и яблоки. Молодая красивая Таня стоит у окна и вспоминает: сегодня заходила в зону, и оказавшийся в тамбуре незнакомый зэк-расконвойник приблизился и сказал шёпотом: «Солнышко…»

— А мы на экскурсии будем ходить, Татьяна Рюриковна? — спрашивают первоклассники. Не то шутят, не то демонстрируют задержку психического развития.

Таня поворачивается к классу:

— Конечно, будем! Как стемнеет, так и пойдём!

80-е. Бой под Кандагаром. Забежавший в афганский дворик шурави резко остановился: на утрамбованной земле лежали отрезанные мужские члены — сморщенные, дряблые. И тут же почувствовал, как в спину упёрся ствол. Мгновенно обернулся и выстрелил. Наземь рухнул слепой старик с посохом.

Эвенкия, 21 век.

Охотники подъехали к стойбищу спросить дорогу.

В чуме сидят рядышком мужчины и женщины, старики и дети. Все пьют. Все курят. Тут же в углу ведро, в него ссыт пьяная баба, не спуская глаз со стакана — чтобы не обнесли.

Недалеко отъехали охотники — летят за ними на «Буранах», в облаках алмазной пыли стволы торчат.

Знают, что у охотника зимой всегда с собой спирт есть.

А не отдашь — кто тебя, однако, потом в тундре найдёт?

В конце 60-х учитель физики Алик Штибен приехал с женой по распределению в таежный леспромхоз. И в 25 стал директором школы. Местный VIP.

VIP-ы часто по выходным сидели у реки под шашлычок.

Из Москвы за лесом приехал полковник КГБ, грузин. Вечером комитетчика повели на берег. Алик, как самый молодой, занимался мясом.

Когда хорошо подпили, гэбульник сделал Алику неожиданное предложение — стать героем социалистического труда. Нет, не купить звезду и красоваться, а официально — по Указу Президиума Верховного Совета СССР. За четыре тысячи рублей — трехлетнее жалование Алика. Алик опешил: разве это возможно? как?

— Очень просто, — улыбнулся чекист. — Ты авансом отдаешь мне две тысячи. Я уезжаю. А в Москве у нас очень большой грузин, уважаемый человек — секретарь Президиума Георгадзе. Через месяц ваш райком партии получает разнарядку — представить к званию героя соцтруда учителя, молодого коммуниста, немца по национальности. А в районе ты такой — один! Звезду получаешь в Кремле, в Москве отдаешь мне остальные деньги. Ну как? По рукам?

Алик ночь не спал, с женой советовался.

Немецкая осторожность победила.

Подруга Наташи Фокиной, 27 летняя мать-одиночка Марина Горшкова, сошлась с курсантом речного училища, в котором работала мастером-воспитателем.

Курсанту еще не исполнилось 16-ти, но был он здоровым и ранним бугаем.

— А у него тело молодое! Понимаете — тело! — объясняла мезальянс мастер-воспитатель.

В гости к Фокиным пришли семейно, речник бутылку поставил.

Потрясенный сорокалетний Витя выпил с гостем.

Два года, до выпуска, пролежал юноша на диванчике в тесной комнатке общаги, где проживала Горшкова с больным сыном.

После работы Марина возвращалась усталая, ставила сумки и начинала готовить, кормить, стирать, гладить, прибираться.