Чувак был реально крут. Все телки по нему сохли, и он этим, конечно, пользовался: водил своих sucias [10] Здесь: шлюх, — исп.
в наш подвал нередко прямо при матери. Одну, по прозвищу Лошадиный Зад (из Парквуда), притащил в самый разгар молитвенных песнопений, и вечером я не выдержал и сказал: «Рафа, un chin de respeto» [11] Имей хоть каплю уважения, — исп.
. Он только пожал плечами: «Пусть знают, что я еще могу». Уходил на тусовки в Хонда-Хилл и возвращался, еле ворочая языком, мыча что-то невразумительное. Кто его плохо знал, мог и впрямь подумать, что наш papi chulo [12] Красавчик, плейбой, — исп.
пошел на поправку. «Вот увидите: я еще и вес наберу», — грозил он. И заставлял мать готовить мерзотные протеиновые шейки.
Мамик умоляла его отлежаться. «Вспомни, что доктор говорил, hijo [13] Сынок, — исп.
, вспомни». А он ей: «Ta to, мам, ta to» [14] Ну, хватит, мам, хватит, — исп.
— и утанцовывал за дверь. Всегда поступал по-своему. Меня мать и ругала, и проклинала, и била, а с ним разговаривала так, будто готовилась на роль в мексиканском сериале. «Ay mi hijito, ay mi tesoro» [15] Ах, мой сынок, ах, мое сокровище, — исп.
. Я тоже пытался его урезонить: «Слышь, тебе же, вроде, это… покой прописали», — но вместо ответа он утыкался в меня своим мертвым взглядом. Мы не были близки до болезни, и я ему на фиг не сдался со своей заботой. А перед самой отправкой на планету Рак и вовсе не разговаривали. Он трахнул девчонку, которую я окучивал, и страшно по этому поводу веселился: «Шустрей надо, братец. У всякой пизды есть срок годности».
Короче, через пару недель жизни на пределе возможностей клиенту настал пиздец. Ночные шляния закончились диким кашлем, и он снова загремел в больницу — правда, всего на два дня, что по сравнению с прошлым разом (восемь месяцев), можно было и не заметить. Но он заметил и, когда вышел, решил резко повзрослеть. Перестал гулять до рассвета и напиваться в стельку. Под Айсберга Слима [16] Чернокожий писатель (1918–1992), автор нашумевшего в конце семидесятых романа Pimp («Сутенер»). Пользовался особой популярностью у поклонников хип-хопа и рэпа.
тоже бросил косить. Ни тебе шлюх, рыдающих над ним на диване, ни минетчиц, трудящихся над его rabo [17] Пенис, — исп.
у нас в подвальчике. Только одна из его бывших, Тамми Франко, проявляла чудеса преданности, хотя, пока они жили вместе, он над ней жутко измывался. И физически тоже. Два года образцово-показательного насилия. Иногда так расходился, что хватал за волосы и выволакивал на парковку за домом. Однажды у нее брюки съехали до самых лодыжек, и все стало напоказ — и toto [18] Задница, — исп.
, и остальное. Такой она мне и запомнилась. После брата Тамми сошлась с белым парнем и женила его на себе в два счета. Клевая девка. Помните композицию Хозе Чинга Fly Tetas [19] Красивая грудь, — исп.
? В ней вся Тамми. Что странно: когда бы она ни заезжала, в дом не входила. Подруливала на своей «камри» к крыльцу, он выходил и садился к ней в тачку на место телки. А у меня каникулы, дел никаких, поэтому подглядывал за ними из окна кухни, поджидая, когда он притянет ее голову вниз для минета, но ничего такого не случалось. Казалось, они даже не разговаривают. Минут через пятнадцать-двадцать он вылезал, и она уезжала — и все.
— Чё вы там делаете-то? Мозговыми импульсами обмениваетесь?
Он проверял пальцами, сильно ли качаются зубы. От облучения два уже выпало.
— Она ж, типа, замужем за поляком. У нее ж, типа, двое детей.
Он смерил меня взглядом:
— Тебе-то какое дело?
— Никакого.
— Вот и я о том же. Entonces callate la fucking boca [20] Вот и заткни свой вонючий рот, — исп.
.
Наконец-то, он вел себя так, как ему следовало с самого начала: не напрягаясь, проводя дни в постели, выкуривая всю мою травку (я пыхал косячками тайком, а он крутил их прямо в гостиной), пялясь в телик, отсыпаясь. Мамик была в экстазе. Только что не светилась. Сообщила своим богомолицам, что Dios Santisimo [21] Господь Бог, — исп.
услышал ее молитвы.
— Alabanza [22] Хвала Всевышнему, — исп.
, — сказала донна Рози, вращая стеклярусными зрачками.
Матчи с участием «Метс» [23] «Нью-Йорк Метс» — бейсбольная команда Нью-Йорка.
мы часто смотрели вместе, но он никогда не заговаривал о своем самочувствии, о том, что ждет его дальше. И только когда головокружение или тошнота валили его в постель, слабо постанывал: «Да что же это такое? Что мне делать? Что делать?»
Конечно, это было затишье перед бурей. (Даже странно, что тогда я этого не понимал.) Стоило Рафе очухаться от кашля, как он снова исчез куда-то на целый день, а вернувшись, объявил, что устроился на работу.
Читать дальше