Дэниэл Вудрелл - Ночной поединок

Он отслужил во Вьетнаме меньше суток и стеснялся даже упоминать, что вообще там был: другие ветераны непременно спрашивали: «А у Мамы Чу на дороге к Мраморной горе бывал? „Ди ди мау“ („Делать ноги“ — сленг американских военнослужащих во Вьетнаме. От вьетнамского đi đi mau — „быстро уходить“) знаешь, что значит? Фасоль с котятами едал? А как телки в черных пижамах справляли нужду: штанину подвернут, оттянут и ссут себе? Совсем не помнишь? Значит, брешешь ты все — кто был, тот не забудет». Через год после возвращения Пелхэм перестал упоминать о Вьетнаме в разговорах с новыми знакомыми, изъял этот факт из устной автобиографии. Только те, кто знавал его до армии, были уверены насчет Вьетнама. Джилл — вторая жена, на пятнадцать лет младше, ласковая, терпеливая блондинка, воспринимала Вьетнам как тягомотный старый сериал, который наконец-то сняли с эфира, когда она училась в третьем классе. Она гладила шрамы Пелхэма, но о подробностях не расспрашивала.

Такая погода, такой пейзаж: затуманенный лес, слабая морось, небо растворено во мгле — всегда возвращали его в окоп в месте, названия которого он не звал. Такая погода часто царила в горных долинах, куда они с Джилл ездили на рыбалку. И вот они снова ловят форель, и серое небо, близкое-близкое, давит на низины, и Пелхэм чует запах чужеземной грязи и былого страха. Джилл стояла по колено в ручье, лицом к верховьям: все утро спиной к Пелхэму, молчаливая, напряженная. И, наконец, обернулась к низовьям и произнесла:

— Нет, нет. Я никогда…

Два дня им угрожали по телефону: Пелхэм выслушивал, какая жестокая судьба ожидает различные части его тела и подлую душонку, а потом спокойно говорил: «Возможно, приятель, правда на твоей стороне. В гости зайдешь?» Раза два мимо дома проехал один и тот же автомобиль, и молодые голоса орали что-то неразборчивое, но яростное, во всю глотку. Затем в городской газете опубликовали пространную статью, где четко излагались все факты, и Пелхэма перестали обвинять. В следующем номере появился некролог: Рэндолл Дэвис-мл., всю свою жизнь прихожанин Церкви Христа на Фронт-стрит, заядлый охотник на перепелов, лучший мастер подборов в баскетбольной команде средней школы Вест-Тейбл, закадычный друг для своих сестер Кристел и Джой, был горд своей службой в составе Первого экспедиционного корпуса морской пехоты в Ираке, был произведен в капралы, заслужил любовь многих. Джилл приклеила некролог скотчем к дверце холодильника: может быть, регулярно глядя на лицо этого парня, они постепенно докопаются до сути.

Когда они перекусывали прямо на кухне за маленьким столом, лицо было над ними и между ними. Фото из учебного лагеря: парадная форма, белая фуражка, медные знаки отличия, выражение лица уставное — то есть невыразительное. Они делали бутерброды, жевали, а сами все всматривались, всматривались. Лицо диктовало тему разговора. Пелхэм в очередной раз спрашивал:

— Зачем он оставил оружие под кустом?

— И зачем пришел сюда голый?

— Зачем срать на папино кресло? Это-то зачем?

— Презрение, милый. Наверно, это выражает презрение.

— И даже руки на меня не поднял.

Когда Пелхэм оставался дома один, он вслух начинал ругаться. И сам осознавал, что разговаривает с убитым морпехом. Про себя он называл его «Младшим» и мысленно учинял допрос, иногда брал за грудки, бил по лицу. Как тебя угораздило выбрать мой дом? Наша дорога ни в какие особенные места не ведет, Младший, ни тебе популярных кабаков, ни роллердромов, и парочки сюда миловаться не катаются… К нам попадет только тот, кто знает, куда едет. Младший упорно молчал, а Джилл разнервничалась, подслушав, как Пелхэм посреди гостиной обращался к двери шкафа:

— Мудак! Мудак! Мудак!

— Милый? Милый?

— Так и знай, до ответа я все-таки докопаюсь.

По ночам Пелхэм вставал и патрулировал дом. Бродил на цыпочках в одном белье, вооруженный топорищем, которое специально принес из гаража. Проверял замки, прислушивался, нет ли каких зловещих звуков, или, подкравшись к окну, выглядывал в щель между пластинками жалюзи, или останавливался на пустом месте, где раньше было отцовское кресло, и замахивался топорищем. Обойдя территорию несколько раз подряд, слегка успокаивался. Рано или поздно Джилл находила его в темноте:

— Противник не обнаружен?

— Не обнаружен. Вроде бы.

Солнечным утром у ресторана «Судак Кенни» скрестились, наконец, пути Пелхэма и Рэндолла Дэвиса-старшего. Стоя на автостоянке, Пелхэм почувствовал огромное облегчение. Рэндолл и его жена пристально уставились на него. Затем Рэндолл произнес: