Иосиф Гольман - Ради тебя одной

– Нет, помню. – Ефиму не хотелось выглядеть совсем уж запойным. – Только не все.

– Дозор тебя облаял, помнишь?

– Вроде да.

– А ты на него заорал: «Заткнись, гад волосатый!» Он чуть цепь не перегрыз! Брехал как бешеный. Кстати, ты его тоже облаял.

– Матом? – схватился за лысую голову Ефим. – При девчонках?

– Каким матом? Натурально облаял. Обгавкал! Встал на четвереньки и обгавкал. А потом сказал, что возьмешь его голыми руками.

– Я? – не поверил Ефим. – Дозора? Твое чудище?

– Кончай голову дурить! Ты что, в самом деле не помнишь? – раскатисто ржал Вован.

– Не очень, – наконец признался Береславский.

– Дозор рвался с цепи. А ты сказал, что «человек» – звучит гордо.

– Это не я сказал, – скромно поправил Ефим.

– Вчера – ты, – отмахнулся Вован. – И что не смеют кобели облаивать поэтов. Потом намотал шарф на руку и пошел на Дозора.

– О господи! – простонал Ефим, представив всегда наводившие на него ужас клычищи Вовкиного волкодава. – Я где-то читал об этом. Кинологи обертывают руку и суют псу в пасть.

– Вот-вот, – подтвердил Вован. – Вспомнил наконец.

– И я это сделал? – всерьез ужаснулся герой вчерашнего дня.

– Не видел. За ружьем побежал.

– Зачем?

– Вообще-то ты мне дороже Дозора, – честно признался Вован.

– А дальше что было? – безнадежно спросил Береславский.

– Дальше девчонки рассказали. Они тебя вдвоем держали, но ты вырвался и поперся к будке. Кричал, что ты – венец. Не помнят чего.

– Природы, – подсказал Ефим.

– Да, наверно, – согласился друг.

– А Дозор что? – утомленно спросил Береславский.

Вован опять заржал:

– Не поверишь! Спрятался в будку!

– Я страшен в гневе, – успокаиваясь, подтвердил Ефим. Эта история оказалась не столь ужасной, он уже был готов к худшему.

Через полчаса, напившись чая и морса, в почти нормальном состоянии Береславский собрался в путь.

– До свидания, девчонки! – заглянул он в комнату.

– Ой, а вы уезжаете? – расстроилась старшая «племянница». Они с Ефимом вчера быстро нашли общий язык.

– Да, – огорченно подтвердил Ефим, – дела. – При виде полуприкрытой одеялом дамы он вдруг подумал, что мог бы еще немного задержаться. Но совесть внезапно проснулась и из какого-то дальнего закутка высунула-таки свой коготок. К тому же опять пришлось бы развязывать и завязывать ботинки. – Никак не могу. Счастливо оставаться.

– Еще встретимся? – улыбнулась «племянница».

– Надеюсь, – ответил Ефим и в который раз устыдился собственной беспринципности.

Его машина осталась за забором: ночью на ней ездили в круглосуточный ларек за водкой и застряли в сугробе. Утром сторож – он же конюх – откопал «аудюху», и теперь она стояла на чистой дороге. Ефим нажал на кнопку брелока, но машина не пикнула. «Ну вот, начинается, – подумал он. – Хорошо хоть замки дверей открыты».

Он сел на водительское место, удобно прижался к высокой спинке, включил двигатель и обогрев сиденья. Только тронулся – как почувствовал холод и болезненное нажатие у правого виска.

«Что за черт!» – поднял он руку, чтобы отодвинуть невесть откуда взявшуюся штуковину.

– Сидеть, сука! – прошептал чей-то голос сзади и снизу.

«П…ц, – пронеслось в голове ошеломленного Ефима. – Допился!»

– Давай прямо к шоссе, потом скажу, куда свернуть.

Береславский наконец понял, что это не глюки, а к его виску действительно прижат ствол небольшого, но от того не менее страшного пистолета. Он скосил глаза назад и увидел внизу злое лицо. Мужик хотел напугать Ефима и, безусловно, своего добился.

«А где ж туловище-то?» – ужаснулся Береславский, снова впав в сомнения относительно реальности происходящего.

– Останови, – приказал страшный голос, когда они отъехали от дома на порядочное расстояние.

Ефим послушно остановился. Маленькое круглое отверстие, нацеленное в его голову, оставляло немного простора для вариаций. По приказу вылез из машины, держа руки за головой.

А дальше было и больно, и стыдно. Злобный, заметно хромающий карлик, не спуская Ефима с прицела, ловко сковал его наручниками, залепил скотчем рот и заставил залезть в багажник собственного автомобиля!

– И не вздумай стучать! – предупредил он деморализованного Береславского. – Замочу!

Ефим и не собирался сопротивляться. Во-первых, потому, что он действительно сильно испугался – аж сердце заколотилось и внизу живота стало холодно. Во-вторых, когда чуть отдышался и успокоился, отметил, что лилипут действует по его, Береславского, сценарию. Так что чему быть – того не миновать. Он сам делал все, чтобы им заинтересовался Прохоров. А в том, что его везут к Жабе, Ефим не сомневался ни на миг: на кого еще мог работать такой страшный персонаж, как будто выскочивший из малобюджетного триллера?