Иосиф Гольман - Ради тебя одной

Потом самому же Глинскому и пришлось тащить летеху к мерцающим вдалеке огням клуба. Предварительно он перевязал подручными средствами окровавленную голову лейтенанта.

Нельзя сказать, чтобы Глинский особо сильно испугался содеянного – он считал себя абсолютно правым и, кроме того, видел, что дубина лишь оглушила противника, не проломив черепа: хрустнула в момент удара сама палка, ломаясь о крепкую голову боксера. Поэтому Николай был сильно удивлен – даже потрясен! – когда его, с трудом доволокшего свою ношу, тут же, прямо возле клуба, взял под стражу один из трех поселковых милиционеров. Еще более он ужаснулся, когда посреди ночи к нему в единственную камеру здешнего СИЗО – крошечное, провонявшее потом и дешевым куревом помещение, – приперся лично капитан Гвоздев, чекист из части, которой командовал батя приглянувшейся ему девчонки.

– Я уже смотрел твое дело, – сказал он. – Тебе хана. Недаром говорят: яблочко от яблони…

– При чем здесь это? – спросил Глинский. Хотя он уже сам понял при чем. Теперь ему припомнят все. Прежде всего – отца, почти не вылезавшего из ссылок и лагерей. Потом – крестик, который он, не скрывая, носил на шее. А самое главное – находясь в стае, нельзя сильно отличаться от ее членов. С точки зрения стаи, подобное преступление непростительно.

Парень приуныл. Он, конечно, был крепок духом. Но кого в семнадцать лет не напугает тюрьма?

Хотя и такие персонажи встречаются.

С трудом заснув и промаявшись часок-другой кошмарами, Николай проснулся от шума. А проснувшись – не смог поверить своим глазам! На нарах напротив возлежал Виктор Геннадьевич Кузьмин собственной персоной!

– Как ты сюда попал? – изумился Глинский. Он даже подумал, что Кузьма прибыл из-за него. Как в воду глядел.

Выяснилось, что Кузьма и его опытный взрослый кент «подломили» очередной объект. И на этот раз не какую-нибудь там табачную лавку, а единственную в поселке сберкассу. Сигнализации там никакой не было, но злодеям не повезло: странное шевеление в сберкассе, закрытой еще с вечера, заметила бдительная бабка, чуть не до утра разыскивавшая загулявшую козу. Далее – дело техники: менты – за премией, кенты – на нары. Правда, Витькин кент, делавший основную работу, как раз успел вовремя смотаться. А Кузьма, стоявший на стреме, был заловлен.

– Все на себя возьму, – хвастался Витька.

– Зачем? – недоумевал Глинский. – Одно дело – организация, другое – на шухере постоять.

– Все едино, – объяснил своему образованному другу Витька. – Смотри сюда. У меня полторашка условная есть? Есть. Участие в банде есть? Есть. Мне так и так срок выйдет. А сидеть можно всяко. За взлом сейфа мохнатого – пидором сделают. А за грабеж, да еще кто кентов не сдал, нормально отсижу. Такая моя судьба, – беззаботно закончил Кузьма, уже давно косивший под своих блатных учителей. Глинскому это никогда не нравилось, но он понимал тщетность всех своих попыток изменить Витькины взгляды и продолжал воспитывать его лишь по инерции.

– И сколько тебе дадут? – спросил Николай.

– Минимум – три. Максимум – семь. С поглощением меньшего срока большим. – Парень не терял зря времени, подковался изрядно. – Попаду на малолетку, так что ништяк, – веселился неугомонный Кузьма. И вдруг до него дошло: – А ты-то что тут паришься?

Николай рассказал про последние печальные события, умолчав разве что о Лене и чувствах, которые она в нем вызвала: все равно его другу их не понять.

– А как же институт? – с тревогой спросил Витька.

– Накрылся институт, – грустно ответил Глинский. – На ближайшие два-три года. Мне этот капитан чуть ли не терроризм шьет. И отца приплел туда же.

– С-суки, – вызверился кореш. Потом что-то обдумал и быстро, понизив голос, заговорил: – Слушай, Колян, тебе в тюрягу нельзя.

– Куда ж деваться? – с тоской ответил Николай. – Ничего, выдержу. Отец же выдержал.

– Не, тебе нельзя туда, – гнул свое Кузьма. – Слушай, я все придумал.

– Что ты еще придумал? – раздраженно спросил Глинский. Ему хотелось полежать, ни о чем не думая и ничего не вспоминая. Кроме, может быть, последнего танца с Леной. Ему почему-то показалось тогда, что не только он испытывает к партнеру теплые чувства. Что-то такое было в ее интонации. Хотя, конечно, такая девчонка с зеком переписываться не будет…

– Все ништяк, Колян! – почему-то перешел на шепот Кузьма. – Ты ему вхерачил около одиннадцати?

– Примерно, – не понимая, к чему клонит друг, ответил Глинский. – Клуб еще работал.