Пётр Межирицкий - Тоска по Лондону

Немцы продвигаются стремительно. Страшно мне, что уж о нем говорить. Вчера закатил истерику Стрелку и Усачу — Галифу он отослал спасать Смоленск — и потребовал, чтобы они очистили захваченные районы и перенесли войну по ту сторону границы. Так сказать, малой кровью и на чужой территории.

Немцы в Минске, под Ригой, в Тернополе. Очистить…

Вояки безмолвствовали. Оглушены свалившимся. Чего угодно ждали, но такого!.. Да и где им разобраться в происходящем с их вахмистерским кругозором и специализацией на балетной сцене… Других, с кругозором пошире, Сосо ликвидировал с педантизмом, которому и немцы позавидовали бы. И осталась единственная личность на виду — Цаган. Примитив, но с продуктивным складом мышления и с очень устойчивой психикой. Но Сосо загружет его мелочами — установить контакт, выяснить обстановку, оформить приказ… Страх мешает ему понять, что его маршалы возвышены не за военные заслуги. Это принадлежащий ему военно-полевой суд, а не штаб. Ждать от этих картонных стратегов нечего. Но он ждет!

Чиновники от обороны переминались с ноги на ногу, а Сосо, брызгая слюной, выкрикивал им цифры истребителей новейших моделей на приграничных авиабазах.

Они ни разу не поднялись в небо. Привратник проговорился, что они уничтожены на аэродромах в первые же минуты войны. Сосо об этом не доложили, побоялись. А по косвенным признакам наш военный титан уразуметь этого не смог.

Комментарий, разумеется, мой.

Сегодня истерика повторилась перед Цаганом.

А немцы в Борисове. Полдороги до Москвы.

Цаган молча выслушал требование перенести военные действия в Пруссию и Померанию. Бесстрастно доложил о гибели авиации, о потере складов, об отсутствии связи между соединениями и даже фронтами, о превосходстве противника в применении танков. Воевать некем, командуют выдвиженцы, они разве что время на циферблатах различают. Он предложил ряд мер для организации обороны на линии Витебск — Могилев — Гомель — Житомир (Проскуров, пока обстановка не осложнилась, чего можно ждать в ближайшие часы.

Заслышав названия городов, предложенных в рубеж обороны, Сосо побагровел, потом побелел.

Мне кажется, Цаган стойко перенес бы кончину любимого вождя. По крайней мере, ему перестали бы мешать. Но Сосо не умер. Краска вернулась на его лицо, и он потребовал вызвать в Москву генералов с Западного фронта.

Ответа на свои предложения Цаган не получил, но и в долгу не остался. Уходя, он деловито заметил, что население благодарно встретило бы выступление вождя с изложением обстановки и объяснением конкретных задач. Сосо проводил его взглядом, каким, верно, будет встречать руководителей Западного фронта.

Следующий эпизод разыгрался на моих глазах через несколько часов. Какая деятельность! Вот бы начать ее до вторжения! Снова Стрелок и Усач. Сосо сперва шагал и цедил слова, но сорвался, и крепко. Привратник вызвал меня: не случилось бы лиха. Вслед за умелыми стрелками и доблестными рубаками настало время Цагана, и Сосо, выслушав сводку, сказал ему, льстиво улыбаясь:

— Слушай, дорогой, дадим тебе двадцать дивизий, даже тридцать дивизий, а ты, как япошкам, покажи гансам кузькину мать. От тайги до Британских морей, понимаешь, вон с нашей территории!

— Всех? — осведомился Цаган. — От Балтийского до Черного?

— Ага! — закивал Сосо. — Всех!

— Круто забираете, — сказал Цаган, багровея до свекольного света, как давеча его великий вождь. — Это в мае можно было пробовать с двумястами небитыми дивизиями да при авиации и танках. А сейчас немцев тридцатью немецкими дивизиями не остановить, не то что нашими.

— Что вы чепуху городите? — сменил тон Сосо. — Да вам не Генштабом командовать, а женским батальоном.

— Да хоть ротой, — сказал Цаган и сразу вырос в моих глазах. Это был его звездный час. Но он сдержался, не сказал больше. А жаль. Мог завоевать право говорить Сосо правду в глаза, как Пузан. Тот года два назад, рассказывали, выступил на какой-то конференции в поддержку предложения Сосо, и Сосо так разволновался, что в перерыве подошел к Пузану, поглощавшему эклер, положил ему руку на плечо и сказал:

— Видите, и мы с вами можем приходить к соглашению.

— Ненадолго, — ответил Пузан, аккуратно снял с плеча вождеву руку и величаво удалился доедать эклер.

Происходящее напоминает агонию.

Война может продолжиться лишь если станет народной, как было в 1812-м. Но народ не тот, народ вырос, революция его умудрила, не встанет он за губительный для него режим. Ненависть к власти может швырнуть его в объятия нацизма.