Луи де Берньер - Мандолина капитана Корелли

– Я хочу знать, зачем вы испоганили памятник?

– Памятник? Простите, но…

– Да, памятник. Тот, что находится на середине моста, построенного де Боссе. Его осквернили.

Капитан недоуменно сдвинул брови, а затем лицо его прояснилось.

– А, вы имеете в виду тот мост в Аргостолийской бухте? И что с ним случилось?

– На обелиске было написано «Во славу Британского народа». Я узнал, что кто-то из ваших солдат соскоблил надпись. Вы что думаете – вам так легко удастся подчистить нашу историю? Неужели вы настолько глупы, что считаете, будто мы забудем, о чем в ней говорилось? Значит, так вы ведете войну – соскабливая надписи? Что же это за героизм такой? – В голосе доктора зазвучала страстность. – Скажите, а понравилось бы вам, капитан, если бы мы уродовали надгробия на итальянском кладбище?

– Я не имею к этому никакого отношения, синьор. Ваши обвинения не по адресу. Я приношу извинения за нанесенное оскорбление, но, – он пожал плечами, – не я и не мои солдаты принимали это решение.

Доктор нахмурился и поднял палец, тыча им в воздух.

– Не существовало бы ни тирании, ни войн, капитан, если бы фавориты не забывали о совести.

Капитан, как бы ища поддержки, взглянул на Пелагию, испытывая невыносимое ощущение, будто его снова отправили в школу.

– Я должен возразить, – вяло произнес он.

– Вы не можете возражать, извинений этому нет. И почему, скажите на милость, в наших школах запрещено преподавание греческой истории? И почему все обязаны изучать итальянский, а?

Пелагия про себя улыбнулась; она сбилась со счета, как часто слышала рассуждения отца об абсолютной необходимости и совершенной обоснованности обязательного изучения в школах итальянского языка.

Капитан почувствовал, что ему хочется съежиться, как маленькому мальчику, которого застали за воровством из коробки конфет, оставленных на воскресенье.

– В итальянской империи, – проговорил он, прямо-таки ощущая, как горчат эти слова, – логично, чтобы все изучали итальянский… Полагаю, причина в этом. Повторяю, я не в ответе за это. – Было заметно, что он вспотел. Доктор ожег его заготовленным испепеляющим взглядом.

– Прискорбно, – проговорил он.

Повернувшись на каблуках, доктор вошел в дом и присел к столу, очень довольный собой. Дотянулся и пощекотал Кискисе усы, чем вызвал ее недовольство, и поделился с ней:

– Дали мы ему прикурить!

Ошеломленный капитан Корелли остался стоять во дворе, и Пелагии было жаль его.

– Ваш отец… – проговорил он, но больше слов не нашел.

– Да, он такой, – подтвердила Пелагия.

– Где я буду спать? – спросил Корелли, обрадовавшись возможности переменить тему; все его хорошее настроение улетучилось без остатка.

– Вы займете мою постель, – сказала Пелагия.

В других обстоятельствах Антонио Корелли не преминул бы радостно спросить: «Значит, мы будем делить ее? Как гостеприимно!» – но теперь, после слов доктора, это сообщение его испугало.

– Об этом не может быть и речи, – отрывисто произнес он. – Сегодня я переночую во дворе, а завтра попрошу подыскать мне другое жилье.

Пелагию поразило смятение, возникшее у нее в груди. Разве может у нее внутри что-то хотеть, чтобы этот иностранец, вмешавшийся в чужую жизнь, остался? Она вошла в дом и сообщила отцу, что итальянец собирается съехать от них.

– Он не может уйти, – сказал доктор. – Как же я буду запугивать его, если его здесь не будет? И как бы там ни было, он кажется симпатичным парнем.

– Папакис, ты заставил его чувствовать себя букашкой. Мне было почти жалко его.

– Не почти, а было жалко, корициму. Я это видел по твоему лицу. – Доктор взял дочь за руку и вышел с ней во двор.

– Молодой человек, – обратился он к капитану, – вы остаетесь здесь, нравится вам это или нет. Вполне вероятно, что ваш квартирмейстер решит навязать нам кого-нибудь похуже.

– Но постель вашей дочери, дотторе? Это будет не… это будет ужасно!

– Ей будет удобно на кухне, капитан. Мне безразлично, насколько неловко вы себя чувствуете, это не моя проблема. Захватчик не я. Вы понимаете меня?

– Да, – подавленно сказал капитан, не вполне понимая, что с ним происходит.

– Кирья Пелагия принесет вам воды, кофе и «мезедакию» перекусить. Вы увидите, что мы не лишены гостеприимства. Это наша традиция, капитан, – быть гостеприимным даже к тем, кто этого не заслуживает. Это вопрос чести – повод, который вам может показаться до некоторой степени чуждым и неведомым. Ваш внушительных размеров друг также получает приглашение присоединиться к нам.