Луи де Берньер - Мандолина капитана Корелли

Пелагия впервые узнала об этом, когда вернулась от колодца и обнаружила стоящего в кухне пухлого итальянского офицера с сержантом и рядовым: он оценивающе оглядывался вокруг и делал пометки карандашом – таким тупым, что прочесть написанные отпечатки можно было, лишь повернув бумагу к свету.

Пелагия уже перестала бояться, что ее изнасилуют, привыкла хмуриться в ответ на плотоядные взгляды и хлопать по рукам, которые в исследовательских целях щипали ее за задницу; итальянцы оказались благопристойным вариантом Ромео, примирившимся с резким отказом, но не оставляющим надежды. Тем не менее, когда она вошла и увидела солдат, страх вспыхнул снова, и после секундной нерешительности Пелагия готова была задать стрекача. Полный офицер располагающе улыбнулся, поднял руки, словно желая сказать: «Я бы все объяснил, но не знаю греческого», и произнес: «Ах!» – тоном, означавшим: «Как приятно видеть вас, вы такая хорошенькая, а я смущен тем, что нахожусь в вашей кухне, но что же я могу поделать?» Пелагия сказала: «Aspettami, vengo» [100]и побежала за отцом в кофейню.

Солдаты, как их и просили, подождали, и скоро Пелагия появилась с доктором – тот шел на эту непредвиденную встречу с некоторой тревогой. Сердце у него сжималось и слабело от боязливого ожидания, но вместе с тем он ощущал безучастную и невозмутимую храбрость тех, кто решительно настроен противостоять угнетению с достоинством; он припомнил свой совет ребятам в кофейне – «Давайте использовать наш гнев с умом» – и расправил плечи. Он пожалел, что у него нет усов с навощенными кончиками, которые можно было бы сердито и осуждающе покручивать.

– Buon giorno, [101]– сказал офицер, в надежде протягивая руку. Доктор почувствовал примиренческую природу этого жеста и отсутствие в нем спеси завоевателя – и к своему большому удивлению принял предложенную руку и пожал ее.

– Bion giorno, – ответил он. – Я очень надеюсь, что вы довольны вашим прискорбно коротким пребыванием на нашем острове.

Офицер приподнял брови:

– Коротким?

– Вас уже изгнали из Ливии и Эфиопии, – произнес доктор, предоставляя итальянцу самому делать выводы.

– Вы очень хорошо говорите по-итальянски, – сказал офицер, – вы – первый из всех, кого я здесь встретил. У нас очень большая потребность в переводчиках для работы с населением. Вы могли бы получить привилегии. Такое впечатление, что здесь никто не говорит по-итальянски.

– Вероятно, вы хотели сказать, что никто из вас не говорит по-гречески.

– Да-да, конечно, именно это я имел в виду.

– Вы очень любезны, – ледяным тоном проговорил доктор Яннис, – но, думаю, вы убедитесь, что те из нас, кто действительно говорит на итальянском, внезапно потеряют память, когда получат подобное предложение.

Офицер рассмеялся:

– Вполне понятно в этих обстоятельствах. Я не хотел вас обидеть.

– Тут есть Паскуале Ласерба, фотограф. Он итальянец и живет в Аргостоли, но, наверное, даже он не захочет сотрудничать с вами. Правда, он достаточно молод, чтобы не сообразить, что этого лучше не делать. Что касается меня, то я – врач, и у меня довольно занятий и без того, чтобы становиться коллаборационистом.

– Все-таки стоит попробовать, – сказал квартирмейстер, – в основном-то, мы ничего не понимаем.

– Дело ваше, – ответил доктор. – Не могли бы вы объяснить цель вашего прихода?

– Ах да… – Офицер неловко переминался, сознавая непривлекательность своего положения. – Дело в том, прошу прощения, но к сожалению… мы вынуждены расквартировать в этом помещении офицера.

– Здесь только две комнаты – дочери и моя. Это совершенно невозможно, а кроме того, это, как вы, вероятно, понимаете, – произвол. Я вынужден отказать.

Доктор ощетинился, как рассерженный кот, а офицер почесал карандашом голову. В самом деле, очень неудобно, что доктор знал итальянский; в других домах он избегал подобного рода сцен и предоставлял несчастным гостям объясняться мычанием и жестикуляцией, когда они нежданно объявлялись со своими вещмешками и водителями. Оба смотрели друг на друга: доктор – гордо выставив подбородок, а итальянец – подыскивая выражения, которые были бы тверды, но могли успокоить. Неожиданно выражение лица доктора изменилось, и он спросил:

– Кажется, вы сказали, что вы – интендант?

– Нет, Signor Dottore, [102]похоже, вы сами догадались. Да, я интендант. А что?

– Значит, у вас есть доступ к медикаментам?

– Естественно, – ответил офицер. – Я ко всему имею доступ.

Мужчины обменялись взглядами, превосходно угадывая ход мыслей друг друга.