Дидье Ковелер - Мой настоящий отец

— Мы переписывались между двумя войнами. Знаешь, он был очень достойный человек. Участвовал в заговоре против Гитлера.

В то время я, как и все мои ровесники, мало что понимал про всех этих немцев, но прекрасно помню эпилог этой истории, который с невероятным волнением в голосе рассказала мне бабушка.

Как-то раз, около полудня, когда штабные офицеры собрались на обед в отдельном кабинете «Кафе дю Парк», генерал отвел в сторонку Норбера — того самого, у которого был конь, — и, глядя ему прямо в глаза, спросил по-немецки, как поживает его лошадь. Норбер не отвел глаз. Поняв, что притворяться опасно, он ответил:

— Es ist tot, Herr General . [20] Конь умер, господин генерал ( нем. ).

Генерал при известии о гибели скакуна склонил голову, а потом, положив руку на плечо официанту, сказал, уже по-французски:

— Соболезную, дружок.

Обоим все было понятно. Генерал не столько хотел выразить сочувствие, сколько предостеречь. Норбер по-прежнему сообщал Гортензии обо всех разговорах, которые успевал подслушать, подавая немецким офицерам голубей и кислую капусту, однако предупреждал, что сведения могут оказаться ложными. Очень скоро догадка подтвердилась.

Не знаю, почему меня, семилетнего мальчика, так потрясла эта история. Прошло много времени, прежде чем я сумел в полной мере оценить проницательность и хитрость генерала, который не уронил своей чести, сохранил верность долгу и проявил лояльность к противнику. Ведь его поведение было чистой воды «сговором с врагом»…

Несколько недель спустя, дождливым вечером, мы были с бабушкой в ее старой квартире, где пахло нафталином и жавелевой водой. Она была в тот день особенно печальной.

— Хочешь на него посмотреть? — вдруг спросила она.

И показала мне пожелтевшую вырезку из газеты за 1943 год с фотографией генерала фон Г., сделанной перед казнью по приговору руководства Рейха. Потом бережно убрала ее в заветный шкаф, где хранила сувениры, оставшиеся от мужа и нескольких ее поклонников, которых она отвергла, запретив себе даже думать о личном счастье.

Полагаю, на страницу 45 голубой тетради ты пролил йогурт. Все мои усилия отскрести застарелую молочную крошку оказались тщетными, некоторые слова расплылись, лишив меня возможности прочесть главу «Еще один претендент на руку моей матери!» . Восстанавливаю ее по памяти.

В 1918 году англичане освободили Лилль и окрестности. Но для Гортензии война не закончилась. Покидая Рубе, Уланы Смерти подожгли «Кафе дю Парк», а сама она подхватила испанку. Лечить эту болезнь не умели, она убивала за три дня, и к миллионам павших на полях сражений Первой мировой войны добавились двадцать пять миллионов жертв эпидемии.

Твоя бабушка никогда не шла на поводу у своего организма и потому решила бороться с гибельным вирусом, как с насморком, который в ее семье всегда лечили горячими ножными ванночками с «белой водой» — так они называли перекись водорода. Погрузив ноги по щиколотки в таз, Гортензия терпеливо ждала результата, пять минут, десять, поняла, что зря теряет время, а ее неугомонная натура требовала немедленного результата, и на глазах у потрясенной дочери она залпом выпила все, что было в тазу.

Тридцать секунд она шумно, со всхлипами, дышала, потом еще двенадцать часов потела, заливая матрас, паркет и соседа снизу. Назавтра она встала совершенно здоровой и немедленно принялась выхаживать Сюзанну, которая заразилась от нее. Дочь не обладала темпераментом матери и наотрез отказалась пить «кислородный бульон», так что температура у нее подскочила до сорока.

— Не смей сдаваться! — вопила Гортензия. — Подумай о муже, он со дня на день вернется! Ты же не хочешь, чтобы он застал тебя в таком состоянии?

Гортензия отчаянно пыталась поддерживать в Сюзанне надежду, уверяла ее, что получает через подпольщиков сведения об Эжене: он чудом уцелел в Вердене, проявил героизм во время франко-английского наступления в Салониках, потом его внедрили в немецкий штаб в Багдаде, после чего он попал в плен, но с ним обращаются хорошо, как с ценным заложником. Увы, надежда не могла перебороть вирус: Сюзанна умирала.

Она спаслась благодаря своей красоте. Английский военный хирург без памяти влюбился в Сюзанну за неделю до ее болезни, когда та разбирала завалы, что остались от «Кафе дю Парк», и принес ей сульфамиды, единственный эффективный на тот момент препарат, нарушив при этом запрет командования делиться лекарством с гражданским населением.