Дидье Ковелер - Мой настоящий отец

Сюзанна выжила, но ответила отказом пылкому влюбленному. Ей пришлось объяснить ему, что она ждет возвращения обожаемого мужа, которого не видела с самого начала войны. Майор умел проигрывать. Он простился с Сюзанной и вернулся на родину, где предстал перед военным трибуналом за спасение человеческой жизни.

Как только дочь поправилась, Гортензия, которая всегда предпочитала шоковую терапию дипломатии, сообщила ей, что Эжен погиб три с половиной года назад.

А тут еще ты отличился — перестал ходить. Диагноз педиатра прозвучал как гром среди ясного неба: рахит в последней стадии.

— Этот ребенок умрет, если вы сейчас же не увезете его на юг, к солнцу.

Гортензия тотчас продала то немногое, чем еще владела: «Кафе дю Парк» было практически уничтожено, страховки у нее не было — она не желала обогащать посредников и всю прибыль вкладывала в дело. Схватив заморыша-внука и убитую горем дочь, Гортензия уехала в Ниццу и потратила последние деньги на покупку небольшой квартирки, которую брат Жюль, ставший звездой немого кино благодаря верной «испано-суизе», нашел для нее на улице Бюффа, прямо за Английским бульваром.

Представляю, как вы жили втроем в этой сумрачной и унылой квартире. Именно там в восемь лет, совершенно вылечившись от рахита и анемии, ты развил бурную деятельность и начал мастерить деревянные машинки. Гортензия делила кровать с Сюзанной в спальне, тебе достался раскладной диван в гостиной, на который четыре десятилетия спустя раз в месяц укладывали меня, когда я приезжал на выходные.

Представляю, как ты отрывался от работы, откладывая рубанок и светлячков, чтобы уговорить мать немного развеяться, пойти потанцевать, снова начать жить. Она становилась все красивей, а ты хотел видеть рядом с ней мужчину, представлял себе его большую, теплую и крепкую ладонь, мечтал, как вы будете гулять, держась за руки. Стеклянная рамка с фотографией отца, которого ты совсем не знал и все-таки целовал каждый вечер перед сном, была такой холодной…

Но Гортензия, бросившая все, чтобы спасти твою жизнь, теперь ждала ответной жертвы от дочери. А может, инстинктивно хотела защитить «малышку» от нее самой, от ее страхов, демонов, срывов и паранойи, которая очень скоро приведет ее на грань безумия… Всякий раз, когда Сюзанна собиралась на свидание, безжалостная Гортензия впадала в дикую ярость, обвиняя дочь, которая бросает тебя, чтобы предаться распутным удовольствиям.

— Хочешь опозорить семью? Убить меня, унизить сына?

— Но, мама, я всего лишь собираюсь потанцевать…

— Потаскушка — вот что скажут о тебе люди! И неблагодарная дочь!

Описывая мне такие сцены, ты всегда подражал их голосам. Твоя бабушка впадала в такой раж, что, казалось, ее вот-вот хватит удар, Сюзанна под градом несправедливых обвинений, видя ярость матери, начинала рыдать, тщательный макияж шел насмарку, и она оставалась дома.

— А впрочем, — вдруг остывала Гортензия, вновь становясь нежной и великодушной, — поступай, как знаешь, дочка. Ты совершеннолетняя, учись отвечать за свои поступки.

Возмущенный этим шантажом, столь губительным для матери, ты научил ее гасить гнев Гортензии в зародыше. Заметив однажды, что привести бабушку в чувство может только звон бьющейся посуды, ты придумал ставить все выщербленные тарелки и стаканы на полке отдельно. Когда Гортензия принималась метать громы и молнии, Сюзанна открывала буфет, подходила к сидевшей в вольтеровском кресле фурии и молча била об пол фарфор, фаянс или хрусталь. Тиранша умолкала на полуслове, как во время приступа каталепсии.

— Вернусь не поздно, — обещала Сюзанна и шла к себе одеваться.

Она никогда не задерживалась. Сюзанна так и не решилась начать новую жизнь, не вышла замуж. Овдовев в девятнадцать, она умерла накануне семидесятилетия, оставшись до конца верной мужу. Ты как мог боролся с ее смирением, которое — кто знает, во благо или во вред? — поддерживала в ней Гортензия, но ты рос, все больше походил на отца, и Сюзанне все меньше хотелось искать ему замену. Мечтая освободить мать, ты стал главным виновником ее добровольного заточения. Она не хотела свободы. Сначала было слишком рано, а потом вдруг сразу стало поздно, и Сюзанна ушла в мир иной с печальной улыбкой исполнившей свой долг женщины.

Шли годы, ты почти забросил машинки, переключился на детекторные радиоприемнички (на корпус шли жестянки из-под печенья), продавал их в лицее и содержал бабушку и мать: Гортензия не позволяла Сюзанне наняться на работу.