Сергей Чихачев - КУНСТ (не было кино). Роман с приложениями

Я слегка оживился. Я там как раз жил, на Сиреневом.

– А почему не на Белорусской? – тут я поймал недовольный, чуть ли не злой взгляд Петра.

– Много народу. Много камер. Много машин. Неудобный отход. В Измайлово гораздо тише. К тому же обычно налётчики действуют в центре. Клиенты будут ещё расслаблены. Напрягутся в самом начале, когда будут из двора выезжать. А потом расслабятся до Белорусской.

– А как вооружённый грабёж укладывается в концепцию КУНСТ? – поинтересовался я. Терять мне было нечего – статус новичка разрешал мне задавать идиотские вопросы.

– КУНСТ – это не концепция, – медленно и членораздельно проговорил Пётр. – КУНСТ – это идеал для страны. А идеалом для страны является отобрать у депутатов и их помощников всё, что они у страны взяли. Это ясно?

– Ну откуда, ты подумай, у депутата три квартиры, помимо той, государственной, в которой он сейчас живёт? – резким баритоном вступил в разговор ещё один жилистый чернявый парень с густой щетиной, сидящий прямо напротив меня.

– Ну не знаю… Я просто спрашиваю… Ну мама там завещала… Или бабушка, – несмело предположил я.

– Хуябушка, – удачно поставил насмешливую точку в разговоре высокий Пётр и отвернулся вправо, где светился монитор навигатора.

Над воем заднего моста «газели» повисло молчание, которое продлилось несколько минут.

– Какова моя задача? – я набрался смелости, не желая попадать в такую же дурацкую ситуацию, как в ресторане, когда мне дали взятку.

– Вас в плане операции не было, – скупо цедя слова, заметил Пётр, – поэтому будете стоять и смотреть. Действовать по обстоятельствам, если что. А лучше вообще из машины не вылезать.

– А у меня ещё вопрос, – не мог остановиться я – А «резидентура» – это кто?

Сидящие обменялись взглядами, в которых одновременно читались слова «смешно» и «долбоёб».

– Мы тебе покажем потом, – не сдержав полуулыбку, сказал чернявый щетинистый парень. – Сейчас не увидишь отсюда.

Все надолго замолчали… А потом мы приехали.

Мы приехали и встали. Однако в отсеке не было окон, так что я ничего не мог видеть. Молчание стало крайне напряжённым. Мои спутники деловито приготовили оружие.

– Выходим пока, – скомандовал Пётр, – осмотримся.

Вчетвером мы выскочили из-под грязного тента и спрыгнули на землю. Мы стояли у перекрёстка на Сиреневом – я хорошо его знал. Прямо перед нами был торец здания, в котором на первом этаже располагался магазин – просторный и подванивающий продуктовый. Переводя взгляд с залитой белым неоном витрины, светящей влево от торца на тротуар, по которому сновали прохожие, на жилистых мужиков, оставивших автоматы в «газели», я вдруг натурально задрожал. Слишком похожа была сцена на тот «Магазин», который мне давал читать Николай Первый, когда я ещё и не ведывал о КУНСТЕ. Не это ли он имел в виду, говоря, что подобное, «может, ещё будет»? А вдруг это какая-нибудь кретинская проверка на склонность к кровавым бойням? А если они сейчас возьмут автоматы и, как в «Магазине», войдут и перекрошат всех в зале? Внутри у меня всё застыло. Адреналин короткими толчками гнал из меня воздух, закачивая оцепенение. Не знаю, кто придумал гормональную формулу «бей – беги», но он точно забыл вписать туда главное – «стой как мудак». И, словно в постановке, развивающей тему прочитанного мной рассказа, я увидел глядящего на нас ребёнка в яркой куртке. Видимо, он играл на детской площадке внутри двора, отошёл слишком далеко, и теперь ясными глазами смотрел на странных жилистых дядь, расположившихся у «газели». Маленький мальчик не подозревал, что странные дяди сейчас ограбят других дядь, не менее странных, если смотреть на них детскими глазами, а может быть, кого-нибудь и убьют.

Взрослые не так боятся смерти, как дети. Они боятся смерти гораздо меньше. Нормальный высокомерный взрослый, полагающий, что уж он-то добился кое-чего в жизни, смерть отрицает. Он не заслужил её – вот какой логикой пользуются те, кого мы считаем самыми вменяемыми и дееспособными. Старики в массе своей успевают приобрести достаточную мудрость – или беспамятство – для того, чтобы принимать смерть как надо.

Дети её боятся. Смерть – самое страшное, что может произойти с ним, полагает ребёнок в своем бесправии. Дети, я напомню, это маленькие бесправные карлики. Им многое угрожает. Встаньте на колени, чтобы стать одного роста с ребёнком. Если это не помогает – сядьте на попу. На попу даже точнее. Теперь вы смотрите на всех снизу вверх. Теперь все в мире вам начальники, правда? Вы меньше и слабее каждого из людей, предметов и большинства животных. Ну как? И к тому же вы сидите на попе, я вам напомню, то есть весь мир ещё и быстрее вас. А вы – маленький несчастный несправленец. Каждый имеет право указать вам что, и где, и как, и когда. Что есть. Когда идти спать. Всякий может взять вас за руку и потащить куда-то. И смерть может. Эта неотвратимая сволочь страшнее всего. Даже мысль о том, что умрёте не лично вы, но мама или папа, доведёт вас в тёмной детской тёплой постели до слёз.