Крупно дрожа, таксист протянул купюры.
– Езжай домой, – сказал Кирилл. – Пожри чего-нибудь. А то тебя кто-нибудь сожрет.
Потом стоял на обочине, меланхолически наблюдая, как радостный дурак гонит свою телегу прочь. Пять тысяч рублей, ага. Кирилл Кораблик – другого уровня человек. Ему что пять, что двести двадцать пять – неважно. Он только что бесплатно прокатился по важному делу за город и обратно. Заодно размялся, проверил свою силу, навыки, мастерство. Всё было на месте. И сила, и мастерство, и навыки. Махать липовым ментовским удостоверением в двадцати метрах от входа в райотдел – это не каждый сможет, братва.
Против природы не пойдешь. Кто рожден гамбургером, тот живет жизнью гамбургера, у того лицо гамбургера и логика гамбургера, и судьба его быть съеденным. Свободная касса! Сейчас у него пять тысяч – к вечеру будет десять. А я – Кирилл Кораблик, я фастфуд не употребляю. Только свежее мясо жирное. И вино – темно-рубиновое, как венозная кровь. Борис Локтев – вот моя новая еда.
И девочка его тоже. Людмила Богданова.
Девочка прекрасна. Такие девочки редко встречаются. Совсем не красавица: сотри косметику, намотай платок по-бабьи – будет натуральная дурнушка в народном, искреннем смысле этого народного искреннего слова.
Но – изгиб. Вот что в ней: изгиб.
Кирилл осмотрелся – до метро было десять минут пешком. Пошел, улыбаясь. Новый год начался удачно. Домой пока не поедем, а поедем в центр, съедим кусок мяса в хорошем месте.
Там такая линия между шеей и плечом, и другая линия, еще лучше, от спины к бедру, через талию и ниже, вдоль ягодицы, если смотреть в полупрофиль... Интересно, бывает ли у женской жопы профиль? Правильно ли будет сказать: профиль жопы, полупрофиль жопы?
И эти линии – они не статичны, всё течет и меняется непрерывно, идет ли она, стоит ли недвижна либо сидит, а сидит тоже по-разному: на стуле у нее один изгиб, а в кресле развалится – совсем другой изгиб. Переносица широкая, нос крупноват, ноздри тоже, почти лошадка, но зубы маленькие, ровные. Острые, наверное. Знает, что хороша, но ни грамма самолюбования, никакой манерности, никаких победительных взглядов. Глаза серьезные, серые, без блядинки. Сейчас очень модно, чтобы с блядинкой, немного развратно, порочно. А Людмила Богданова не такая. Чувственная – но не порочная, нет.
Возле входа в метро вяло бродили несколько малоимущих, с бутылками пива. Выбрались опохмеляться. Газетный киоск был закрыт, из четырех витрин три защищены стальными жалюзи, но четвертая, по неизвестной причине, не имела защиты, и сквозь стекла смотрели журнальные обложки, несколько десятков, на каждой – лицо красивой молодой женщины. Кирилл остановился. Глянцевые женщины улыбались, слали глазами призывные сигналы. Хочешь меня – рискни, добейся. Я не против. Почти все были дамы при мужьях, и красоту – а во многих случаях и сам факт появления на обложке – оплачивали именно мужья, любовники, бойфренды, содержатели. Но глаза звали не только мужей и содержателей – всех. Приходите, сколько вас есть, а я – выберу лучшего. И муж (содержатель, бойфренд) пусть тоже встанет в общую очередь. Если что – одного мужа можно легко конвертировать в другого.
Эх вы, сказал им Кирилл, не разжимая губ. Ищете единственного и неповторимого, а подмигиваете всем. Вот девочка Мила, невеста Бориса Локтева, – она серьезная, она не подмигивает. Однако если тебя зовут Кирилл Кораблик, и прозвище твое Кактус, если ты многих с потрохами сожрал, а одного убил, и дали тебе за это четырнадцать лет, из которых ты отсидел всего три, попутно, уже в тюрьме, сожрав еще нескольких, – ты знаешь, что придет время, и девочка Мила тебе тоже подмигнет. Надо только дождаться.
В сумерках хотела принять ванну, полежать в горячей воде, полистать журнальчик, какой-нибудь «Вог» за девяносто лохматый год. Вчера нашла целую стопку старых журналов, там было всё, что украшало жизнь девочки Лю пятнадцать лет назад: и «ОМ», и «Птюч» даже. Но с ванной не получилось: Машка, девка ушлая, ее опередила, еще утром израсходовала на себя всю теплую воду, а бойлер почему-то работал еле-еле и отказался производить нужное количество кипятка. Видимо, затаил обиду – техника тоже обижается, если люди не пользуются ею.
Борис проснулся только в пятом часу вечера, и то не сам: Мила вошла в комнату, стала шумно искать в сумке мятные леденцы – и друг сердечный, громко засопев, сел в кровати. Она посмотрела и засмеялась: огромные мышцы никак не сочетались с перегаром. Или, наоборот, слишком хорошо сочетались. Мужик – большой, лохматый, вонючий – вылезал к ней из-под одеяла, словно из-под шкуры саблезубого тигра. Род приходит и род уходит, а мужики всегда лохматые, угловатые и воняют.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу