Андрей Рубанов - Психодел

– Пойдемте, наверное, на кухню, – предложила Маша. – Там теплее. Дом большой, в сильный холод плохо топится.

Гость кивнул, встал и принял особенную позу, словно хотел сказать что-то старомодное, типа «как вам будет угодно, сударыня» – но не сказал. На кухне молча примостился с краю, сел ровно, ладони положил на стол.

– Вам с сахаром?

– Чай? Э-э... ну, да, наверное. Хотя... – он задумался. – Нет. Без сахара, и покрепче. Спасибо.

Он вздохнул, приязненно посмотрел на Мудвина, на Милу с Машей, на батарею пустых бутылок вдоль стены.

– Молодцы. Уважаю. Новый год на природе, прекрасный дом, тишина, умиротворение, камин горит, сидят люди красивые, пьют вино красное – вот как надо жить! Я вами восхищаюсь, ребята. Так и живите.

– А вы не так живете? – спросила Маша, двигая к гостю блюдо с конфетами.

Гость усмехнулся.

– Нет. Я, извиняюсь, старый задрот. Я так не умею. Борис мне друг, я его люблю, но таких, как он, у меня еще несколько человек, хороших товарищей, и мне сегодня всех надо объехать, лично поздравить, подарки раздать... Я старше вас, я более гнилой, я всё время боюсь, что меня забудут, не позовут, не предложат чего-то. Боюсь перестать быть нужным.

– Прекратите, – велела Маша. – Вы на себя наговариваете. Оставайтесь с нами, выпейте вина. Проснутся наши мужики – поедем кататься на снегоходе, потом шашлыков пожарим...

– Спасибо, хозяйка, – сказал Кирилл. – Вы очень сердечная и добрая девушка. Но мне пора. Кстати, поздравляю всех с Новым годом.

– И вас, – сказала Мила. – Желаем достичь своих целей. Чтобы вас везде звали и вы были везде нужны.

Гость рассмеялся, кивнул, двумя глотками допил чай. Еще раз покрутил головой, останавливая внимательный взгляд то на огромном холодильнике, то на винном шкафу, то на висевшей против окна картине, изображавшей, в манере Брюллова, богиню Афину в полном боевом доспехе, включая нагрудник, поножи и спартанский щит с полукруглым вырезом, украшенный надписью, по-русски: «ПОРВУ ЛЮБОГО!»

Уже в дверях он подмигнул Миле, но не развязно, а по-деловому, сократил дистанцию до интимной и произнес:

– Борису привет. И передай, что если подарок понравился – пусть думает быстрее. И звонит. На мобильный или в офис.

Мудвину поклонился, церемонно, держа руки по швам.

– Рад знакомству, Олег. Вы еще выступаете?

– Давно закончил, – ответил Мудвин. – Годы не те. Сейчас детей тренирую.

Гость кивнул.

– Это еще труднее, – сказал он.

Мудвин улыбнулся.

Едва визитер исчез, Мила заглянула в конверт. Там лежали несколько новых купюр номиналом в пятьсот евро и фотография старой машины, двухместной, с забавными раскосыми фарами.

– Чудак, – сказала Маша. – Конверт не заклеил.

Вернулись в кухню, опять включили чайник. Вернее, попросили Мудвина. Хорошо, когда первого января есть мужчина, которого можно попросить включить чайник. Вчера было очень весело, намешали бакарди с текилой, но не похмеляться же двум современным бодрым девушкам?

– Это не он чудак, – сказала Мила. – Это ты дура. В таких случаях конверт не заклеивают. Правила хорошего тона.

Маша пожала плечами.

– Понятно. Этот дядя, типа, весь на правилах.

– Типа того.

– Странный мужик.

– Да, – сказала Мила. – Есть немного. Но видно, что жизнь понял.

– Ему сколько лет?

– Не знаю. Сорок, сорок пять.

Маша щелкнула пальцами.

– Да. Эти, кому за сорок – они все странные. Я давно заметила. Кому шестьдесят и больше – старики, типа наших родителей, – они нормальные такие, более-менее все в порядке, бодрые, не унывают... У нас, у молодежи – ну, мы вообще лучше всех... Правда, Лю?

– Да, дорогая. Мы лучше всех, это не обсуждается. Дай, поцелую тебя.

Они потянулись друг к дружке и звучно облобызались – лучшие подруги, десять лет вместе.

– Вот я и говорю, – продолжала Маша, хищно схватив очередное сдобное печенье. – У нас всё хорошо, у стариков – тоже неплохо, а эти, которые между нами, среднее поколение – там всё наоборот. Не люблю их. Что-то в них не то. Или пьяницы, или зануды. Комплексы какие-то жуткие... Вдруг меня никто не позовет, вдруг я перестану быть нужным... Первого января – примчался подарок дарить. И все они такие же. С тараканами в голове.

– Как твой Дима, – сказала Мила.

– Ну, Дима еще ничего, – ревниво возразила Монахова, – а есть такие экземпляры... Я в позапрошлом году на работу устроилась, шеф был – просто страшный человек. Сорок три года. Стихи писал. Платил каким-то дизайнерам нехилые деньги, они ему клипы монтировали, и он их на Ютьюбе вывешивал. Видеопоэзия. Псевдоним – Ваня Гнутый. А? Что тут можно подумать? Причем весь отдел знал, что он – никакой не Иван Николаевич, а Ваня Гнутый, чуть не вслух за спиной говорили, и только он один не знал, что все знают... У мужика сто тыщ белого оклада, начальник отдела, в подчинении сорок человек – а он, значит, в глубине души сам себя называл «гнутый».