Альфредо Конде - Грифон

Неожиданно чей-то голос заставил его вздрогнуть. Это был голосок Клэр. Он поднял глаза и увидел ее стоящей посреди аудитории.

— Да?

— Существует письмо Флобера Луизе Кол е, в котором он рассказывает, что в то утро он описывал встречу двух влюбленных в парке и что он при этом был и возлюбленным, и возлюбленной, и лошадьми, на которых они ехали, и ярким пламенем цветов, и солнцем, ласкавшим все вокруг, придававшим всему особый смысл. Не могли бы вы, Профессор, поговорить сегодня об авторе и его героях?

Клэр, несомненно, была восхитительна, это замечательная девочка. Она с одинаковой легкостью находит уникальные книги, помогает их выкрасть и вытаскивает тебя из весьма неприятных ситуаций.

— Разумеется, сеньорита, — сказал он, — но нам следует поговорить не столько об авторе и его героях, сколько об автобиографическом начале в творчестве писателя. Эта тема включает в себя ту, что вы предложили, но охватывает гораздо более широкую область и позволяет подвергнуть анализу более глубокую мотивацию…

Это была одна из лучших лекций в его жизни. Завершилась она обсуждением, которое длилось гораздо дольше положенных полутора лекционных часов. Постепенно в аудиторию стягивались студенты из других групп, которым пришлось слушать стоя, прислонившись к стене. Он никогда не сможет отблагодарить Клэр за пришедшую ей в столь критический момент мысль о Флобере, не сможет он выразить свою признательность и самому Флоберу. Чтение — это не только вино, которое мы пьем, чтобы забыться; порой чтение позволяет нам покорять вершины, о которых мы не могли и мечтать.

Аудитория постепенно пустела. Он оставался в ней до самого конца, наблюдая через окно, как бурлит студенческая толпа на площадке перед зданием, как переливаются на ярком, уже высоко поднявшемся солнце разогретые кузова автомобилей. Когда гул шагов по плитам стал замирать, известив его о том, что зал если еще и не опустел полностью, то уже был близок к этому, вышел и он.

Клэр стояла за дверью, прижимая к груди папки с конспектами, обхватив их скрещенными руками, в какой-то странной — то ли агрессивной, то ли оборонительной — позе.

— Поздравляю.

— Спасибо. Но это я должен тебя благодарить.

Клэр улыбнулась. У нее были пухлые, чувственные губы, и, когда она улыбалась, они мягко и плавно растягивались, так что улыбка как бы накладывалась на них.

— Если кто кому и должен, так это я тебе за вчерашнее приглашение.

Он чуть было не спросил ее почему, но это означало бы невысказанное признание того, что пожилой Профессор действительно ей обязан, а сейчас это было не к месту; во всяком случае ему не хотелось заносить этого в протокол.

— Но разве у тебя не забит весь день?

Теперь пришла очередь удивляться Клэр. Но она быстро и весело парировала:

— Запиши себе очко, ancien professeur [125], теперь мы квиты.

Они вошли в кафе, и одного только аромата кофе оказалось достаточно для того, чтобы прежняя музыка, о которой он уже забыл в последние два часа, с новой силой вернулась к Профессору. Они сели за один из стоявших там немногих столиков, что по традиции оставались незанятыми из уважения к преподавателям, которые могли сюда зайти. Когда это случалось, те студенты, что находились поблизости, или у кого было свободное время, или просто те, кому этого хотелось, подсаживались к преподавателю и, завтракая, разговаривали с ним. Так было и сейчас. Неожиданно Приглашенный Профессор встретился взглядом с Мирей, — она отхлебывала из чашки кофе с молоком, стоя у стойки бара в компании высокого светловолосого юноши, по виду иностранца, во всяком случае явно не того средиземноморского типа, который преобладал в этих местах. Профессор помахал Мирей рукой, и она ответила ему непринужденно и приветливо, но не более того.

Вопрос, заданный ему Клэр по просьбе одной из девушек, отвлек Профессора от созерцания Мирей и вернул к беседе, которую он считал уже завершенной. Он неохотно ответил на вопрос, размышляя над поведением Мирей, — вскоре она сочла все же нужным подойти к нему и поздороваться.

Ни тот, ни другая не упомянули о несостоявшемся свидании, и Профессор подумал даже, что никакой договоренности, по-видимому, и не было, а просто он решил, что поскольку они в течение нескольких дней занимались любовью, то естественное продолжение их отношений было чем-то самим собой разумеющимся. Но, очевидно, все обстояло совсем иначе. Поняв это, он почувствовал, как что-то у него внутри надломилось. Эти девочки занимались любовью, воспринимая ее как некую гигиеническую необходимость; или же ими двигало любопытство, которое могло вызвать у них такое полуэкзотическое существо, как он, например. У них не возникало никакой эмоциональной привязанности, и они очень легко рвали отношения. Он почувствовал себя поверженным. Он привык воспринимать секс как естественное следствие возникшей связи, как начало нового этапа в отношениях; между ним и женщинами, с которыми он занимался любовью, у него всегда возникала привязанность, эмоциональные узы, которые могли быть долгими или мимолетными, крепкими или не очень; но они непременно сопутствовали близости. И теперь в этой новой для него ситуации Приглашенный Профессор чувствовал себя незащищенным, ему вдруг стало страшно попасть в эмоциональную зависимость от какой-нибудь из этих девушек. Он боялся влюбляться, поняв очевидное превосходство над собой этих девочек, то самое превосходство, на котором он всегда строил свои отношения с женщинами и которое, как теперь выяснилось, он должен с ними разделить. Мир изменился, а он этого и не заметил. И он со страхом посмотрел на Клэр, спрашивая себя, со многими ли мужчинами она спала и переспит ли в конце концов с ним; он боялся ее.