Коллектив Авторов - Эта гиблая жизнь

– Алик, как там?

– Готов, – раздался мужской голос, и в дверях гостиной показался высокий чернобровый солидный человек в длинном чёрном кожаном пальто; он широко и уверенно улыбался и держал в руках казавшийся миниатюрным – на фоне его громоздкой фигуры – телевизор.

...Охи, ахи, все вскакивают, грымканье отодвигаемых стульев, переплески смеха. Плюгавчик аплодирует и кричит сорванно: «Клавчик, я тя ща 'асцелую!» В шуме прорывается тусин чётко артикулированный голос: «Мам, это тебе в спальню телек!» С другого конца, из-за спин, верещит Дарья Домовес: «А сколько я говорила: купи матери телек в спа-а-альню! Спасибо, Тусенька, дай тебе Бо-о-ог!»

Восемь человек, а галдят, как толпа, подумал Ильин. Он единственный не вскочил навстречу «Тусеньке», о нём забыли, и он остался один за столом. Клеопатра его, кажется, и вовсе не заметила... Толпа во главе с кожаным, шаркая, переместилась в спальню; Шурочка, бережно теснимая, подталкиваемая, к самой середине... В спальне, судя по выкрикам, принялись налаживать телевизор. «А краб, краб есть в этом доме?» – визгливо орал долдон.

Ильин заторопился – вдруг, неистово, почувствовав всем сердцем, всей душой, всем существом своим, тягу: бежать, бежать!..

Он проскользнул в прихожую мимо спальни, даже не глянув в отворённую дверь, откуда несся вдохновенный галдёж (всё, что там происходило, было уже глубоко неинтересно), выкопал из-под груды дублёнок и кожанок свой лёгкий ватерпруф, чертыхаясь, скинул идиотские тапки, резавшие пятки, и с наслаждением обулся в свои человеческие ботинки. Он уже взялся за замок двери...

Приключение, в которое вверг себя по своей инфантильной сентиментальности наш философ, наверное, закончилось бы на том, что он исчез не прощаясь – если бы не проклятая ящерица Дарья Домовес, будь она неладна. Враг рода человеческого, hostis generis humani, выпихнул её из спальни именно в этот момент!

– Сашуня, Сашуня! Твой гость убегает!!! – завопила рептилия, оборотясь к спальне от дверей туалета, куда она, собственно, и направлялась столь стремительно. Коричневая пятнистая лапа её на выключателе света застыла недвижно – как лапа варана на горячем камне пустыни.

Ильин взбесился.

– Ты... какого ч-ч-чёрта лезешь, куда тебя не просят?! – шёпотом заорал он на драматургиню, с наслаждением обрушивая что-то в себе, так долго мешавшее. Ящерица глаза выпучила было, но мгновенно пришла в себя.

– Ну-ка, продолжа-а-айте! – воскликнула она, морща каменный лобик. – Ах, как интерэ-э-эсно! Ну-ка, ну-ка!

Она опёрлась плечом на стену и величаво скрестила руки на несуществующих грудях. Она забыла о надобности, ради которой неслась в туалет столь целеустремлённо.

– По башке бы буцнуть тебя... дура!.. – прошипел Ильин в последней, запредельной ярости и дёрнул крючочек замка, но было уже поздно: в прихожую выбежала Шурочка. Ильин увидел её глаза – и замер, словно споткнулся, на пороге отворённой двери.

– Шурочка, мне в самом деле пора... Ну... спасибо... ну... прости, Бога ради... – бормотал он, давя в себе бурю.

– Мама, кто это? – тихонько спросила появившаяся следом из спальни Клеопатра. Она так и не сняла шубу.

Шурочка быстро пригладила волосы, полуприсела на подзеркальную тумбочку и томно прикрыла глаза.

«Неужто играет?» – раздражённо подумал Ильин.

– Господи, Кимочка... – простонала она. – Ты опять убегаешь... опять убегаешь!.. Как странно сложилось у нас с тобой: ты всё время бежишь меня... Бог есть на тебя или нет?! – вдруг выкрикнула она некрасивым фальцетом.

Дарья Домовес хмыкнула. Из спальни показалась полнокровная рожа долдона. Клеопатра махнула на него рукой, и рожа скрылась. Клеопатра внимательно и серьёзно смотрела на Ильина и о чём-то думала.

– Тусенька, – продолжала тем же тоном Шурочка, – это... Ильин Ким Алексаныч. Прошу любить и жаловать...

– Я уже поняла, кто это. Тот самый «очень почётный гость». Мама, почётному гостю пора идти, – спокойно отозвалась Клеопатра.

– Да... да-да-да... Пусть идёт... – Шурочкапожалаплечами и скрылась за дверью в спальню.

«Прям сцена в пьесе!» – мелькнуло в голове Ильина.

– Ступайте же, – сказала ему Клеопатра.

Дарья Домовес (медленно, со значением):

– Туся, он меня дурой назвал и грозил по голове буцнуть! Только маме не говори...

– Да вы што, тёть Даш?! – вскинулась Клеопатра, и лицо её потемнело. – Он?! Вам?! Грози-и-ил?!

Ильин поднял руки, будто на него пистолет наставили, пятясь, выскочил за порог шурочкиного дома, захлопнул дверь – и перевёл Дух.