Коллектив Авторов - Эта гиблая жизнь

И ей снова захотелось заплакать... Она умылась, нанесла на лицо ночной крем, чуть пошлепывая по коже пальцами, вернулась в комнату, проверила, включен ли звонок будильника, показывающего половину второго ночи, и уснула, едва коснувшись головой подушки, так и не успев разреветься. Только слабо мелькнула мысль: «А колготки-то я так и не зашила!»

Спать ей оставалось четыре с половиною часа...

Ольга Васильевна, двадцативосьмилетняя учительница изобразительного искусства, прибежала сегодня в школу ни свет, ни заря. Двери были еще заперты, и ей пришлось долго стучать сначала своим маленьким кулачком, потом ключом от кабинета и даже каблуком изящного сапожка, повернувшись спиною, пока недовольно ворчащий охранник не появился откуда-то из глубин коридора и не впустил ее.

– Носит нелегкая, вечером не выгонишь, утром черт-те во сколько, уж ночевали бы тут вовсе.

– Дела, Александр Владимирович, дела! – приняв строгий неприступный вид, отвечала ему Ольга Васильевна, хотя внутренне вся изнывала от неудобства положения. Ей казалось, что крайне невоспитанно тревожить так рано пожилого, годящегося ей в отцы человека, отрывать от завтрака или умывания, заставляя открывать дверь.

– Знаем мы ваши дела, горит у них вечно, а какие такие дела тут могут быть, – продолжал ворчать охранник, скрываясь снова в глубинах утреннего коридора.

Ольга Васильевна ничего ему не ответила и, облегченно вздохнув, поднялась на второй этаж, где в дальнем углу коридора и спряталась дверь в ее кабинет «Изобразительного искусства и черчения». «ИЗО», как сокращенно звали в школе и дети и учителя, и кабинет и сам предмет, и даже ее саму стали называть от кабинета «изошка».

Ольга Васильевна разделась, повесила свое легкое осеннее пальто и невесомый шарфик в шкаф, переобулась в черные лаковые шпильки, и, первым делом, щелкнула кнопкой электрического чайника: было вполне достаточно времени до звонка, чтобы побаловать себя чашечкой горячего кофе. Обычно она прибегала к самому началу урока, когда возле дверей кабинета уже роился в нетерпении класс, и никакого времени на кофе не оставалось, пила она его только на большой перемене, но сегодня было можно. Конечно, она пришла так рано совсем не для того, чтобы пить кофе, лучше было бы лишние полчасика поспать, но надо было срочно сдавать план воспитательной работы, который она писать еще и не начинала. Собственно, сдать его надо было еще в сентябре, но она, как обычно, откладывала это «на потом», в надежде, что все как-то устроится, забудется и дотянула до конца первой четверти, уже кончался октябрь. Позавчера заместитель директора школы по воспитательной работе, суровая Нина Максимовна, заявила, что «Если Ольга Васильевна в течение трех дней план ей не сдаст, то объясняться придется с директором, докладную которому она уже, практически, написала». Директора Ольга Васильевна боялась панически, по-школярски, до дрожи в коленках; она всегда внутренне напрягалась, завидев его седую шевелюру и костлявую высокую фигуру в глубине коридора, хотя тот никогда не кричал, не ругался, говорил громко, но спокойно и ни разу ей даже замечания не сделал. Но перспектива быть вызванной к нему да еще по поводу пугающей «докладной записки», ввергала ее в душевный трепет.

Сделать это дома, как она хотела вначале, совершенно не получалось. Пятилетняя Дашутка, готовка, стирка, глажка, – все это не оставляло времени, а после одиннадцати глаза начинали слипаться и хотелось уже не писать, а тихонько нырнуть под одеяло, прижаться к теплому боку мужа, закрыть глаза... В общем, сегодня был уже последний день из отпущенного ей срока.

Отхлебнув из своей надколотой чашки ароматный горячий напиток, она достала приготовленную заранее тетрадь и открыла «Настольную книгу классного руководителя» на странице «Методические рекомендации».

«Ой, как тут много всего, – подумала она, листая увесистое издание, – и контроль за успеваемостью, и трудовое, и нравственное воспитание, и эстетическое, и работа с родителями, но сначала нужно составить характеристику класса, как тут пишут, его социальный паспорт... Что же мне про мой 8 „Г“ написать? Господи, да я же ничего не знаю! Где-то у меня их анкеты лежат, но там ведь ничего нет. Мама, папа и все».

Дверь кабинета, тихонечко скрипнув, приоткрылась.

– Ольга Васильевна, можно я в классе посижу, мне уроки доделать нужно.

В дверь заглядывало бледное лицо Маши Шаргиной, девочки из того самого 8 «Г», где Ольга Васильевна была классной руководительницей.