Коллектив Авторов - Эта гиблая жизнь

Иноземцева выслушала внимательно рассказ. Подумала и спросила толпу:

– Есть еще претензии к этому человеку?

Оказалось, что в деревне есть еще шесть человек, с которыми кавказец поступил примерно так же: одним порубил капусту топором, другим полил бензином предназначенную для продажи картошку. Были и такие, кто, испугавшись, сдавал ему овощи за бесценок. Они тоже говорили о своей обиде. Старенькая бабулька, подойдя к Иноземцевой вплотную, сказала:

– А у меня они жили целую неделю. Дом-то большой у меня... Хозяйничали, как в собственном дому. Грязи натащили, мне теперь и не убраться по-хорошему. Раньше подмету маленько, и снова у меня чисто, а теперь, как в хлеву... А этот безбожник еще и икону стащил! Пусть возвращает, она мне от матушки досталась.

Анна быстро сообразила, что заниматься женскими делами на Кавказе позором считается, и сказала:

– Они вам, бабушка, сегодня весь дом вымоют... И икону он тебе вернет! Или заплатит хорошо, как положено...

В толпе сразу же загудели:

– Тогда и нам пусть платит за разбой!

Иноземцева подняла руки:

– Я согласна с вами! – Повернулась к кавказцу:

– Все слышал? Плати людям! Тот ответил:

– Денег здесь столько нет. Они у меня в городе. Я согласен заплатить, если потом отпустят... Только пусть полы не заставляют мыть.

– Условия сейчас ставишь не ты, а они! Полы вы вымоете, чтобы в следующий раз ты сто раз подумал, прежде чем в чужой дом врываться. И икону вернешь!

– Икону не могу.

– Почему?

– Она уже продана.

– Выкупишь!

– Но я уже не куплю ее за ту цену, за какую продал! – Это твои проблемы!

И добавила:

– Пиши письмо кому-нибудь из своих в городе: пусть присылают выкуп и икону. После передачи денег и иконы тебя отпустят. А пока поработаешь в деревне на тех, кого обидел ни за что.

Толпа довольно загудела, а кавказец сник... Остальные заволновались. Иноземцева снова заговорила:

– Люди! Есть среди них еще виноватые?

От толпы отделилось сразу несколько человек. Загомонили разом:

– Настоящих-то злодеев здесь нет! Где Мансур?

Анна опять подняла руки:

– Мансуров сбежал, бросив свое войско. Прямо в грязную канаву сиганул и сейчас прячется где-то в лесу. Будьте осторожны, он вооружен. А те трое, о которых вы говорите, у нас в камере сидят. У меня к ним особые счеты. Я их шесть лет искала.

Кровопролития, которого опасался Павел не произошло. К остальным кавказцам претензий у людей не было. Старушка, у которой они жили, указала рукой на молодого парня на ступеньках и заступилась:

– Доченька, отпусти его по-хорошему... Он часто со мной разговаривал. Уважительный паренек! И когда готовили, всегда мне горяченького приносил.

Анна улыбнулась:

– Ну, раз уж вы за него просите, он и будет курьером! А остальных распределите по домам тех, кого они обижали. Пока выкуп не придет, пусть помогают вам по хозяйству... Но глядите, люди, чтобы не сбежали.

Иноземцева повернулась к молодому парню:

– Отправишься с письмами в город! Передашь их своим соплеменникам, пусть готовят выкуп. Надумают выкинуть что-нибудь вроде освободительного налета – я, собственноручно, тех двух и вот этого, – Анна кивнула в сторону сникшего кавказца, – расстреляю! Понял?

Парень кивнул.

Судебный процесс прошел для Анны, как в тумане... Она ничего не помнила и не осознавала. Лишь приговор заставил ее собраться с мыслями. Она увидела встревоженное лицо мужа в первом ряду, расстроенное лицо матери. Ее удивило, почему нет отца. Но уже на другой день она поняла это. Анну должны были везти в тюрьму и, идя к машине, с заведенными за спину руками, она увидела их всех: мать, сестер, Андрея с сыном, свекра со свекровью и отца в инвалидной коляске... Она дико закричала, отшвырнула конвоира в сторону и кинулась к родным.

Конвоиры скрутили ее и забросили в УАЗик, как куклу. Анна через зарешеченное окно увидела плачущих родных, услышала крик мужа:

– Мы будем ждать тебя!

Уже в тюрьме Анна не один раз прокрутила в памяти судебный процесс, удивляясь, что там даже не упоминалось об избиении ее отца, о том, что по вине черных он стал инвалидом... Ясно видела перед собой угрожающее лицо Ашота Мансурова в зале и торжествующие лица остальных кавказцев. Анна поклялась разобраться во всем, когда выйдет на свободу.

Нравы в бараках были суровые, но к ней никто не приставал после того, как она избила Коронку. Эта сорокапятилетняя мужеподобная баба в первый же день попыталась подчинить Анну себе. Но Иноземцева отделала ее табуреткой и безразлично поглядев на корчившееся на полу тело, устало сказала столпившимся женщинам: