Джулия Уолтон - Слова на стене

Как же хорошо осознавать, что Сабрина никогда не задастся вопросом, реально что-то или нет. Она никогда не обнаружит, что сражается с воображаемыми созданиями или говорит с людьми, которых нет рядом. И прежде чем вы спросите меня, откуда я это знаю, я вам скажу. Это потому, что психи друг друга узнают. Словно члены тайного клуба, в который никто не хочет вступать. Мы сразу замечаем, когда рядом кто-то из нас. А Сабрина – не из наших.

Вы, наверное, скажете, что она еще младенец, и нельзя определить это, пока она не подрастет. Я знаю , что она младенец. Но в ней есть что-то такое «основательное». Возможно, то, что она – дочка Пола. У нее уже теперь проявляется его невозмутимый характер. И я надеюсь, что у нее все сложится хорошо. Младенцу слишком многое выпадает. Надеюсь, она этого еще не чувствует. Мне хочется верить, что пока она ощущает лишь любовь. Всех вокруг. Особенно меня.

Остальное придет позже, когда Сабрина станет к этому готова. У нее хватит силенок все вынести.

Они начинают вести себя возбужденно. Знаете, все эти люди, которых никто не видит. Я больше не буду называть их галлюцинациями. Вообще-то это кажется несправедливым. Они просто лишены телесной оболочки. И этому я тоже научился у Гарри Поттера. Джоан Роулинг – просто гений, мать ее. Любой, кто так не думает, – псих.

Если бы наши сеансы по-прежнему продолжались, вы, наверное, спрашивали бы меня, почему люди, которых никто не видит, начинают вести себя возбужденно. Вы всегда хотели узнать о них побольше. По-моему, они ведут себя так потому, что знают: со мной что-то происходит. Они чувствуют это так же, как старики ощущают надвигающийся дождь из-за ломоты в костях.

Руперт и Бэзил сидят, скрестив ноги, и смеются над шутками, которых никто не слышит, а босс-мафиози стоит с пистолетом в руке, глядя на дверь. Только Ребекка, похоже, нервничает. Она умоляюще смотрит на меня полными слез глазами. Но теперь у нее всегда такой вид. И вот тогда я беру ее за руку и говорю, что все будет хорошо, даже если рядом другие люди. Это из-за слов Майи, сказанных мне, когда я поведал ей все о своих воображаемых друзьях.

– Так, значит, Ребекка – это по существу ты, – заметила Майя, поправляя очки и впервые за долгие часы поднимая голову от дисплея моего компьютера. Занятия в школе закончились, но с тех пор, как она все про меня узнала, она изучает результаты клинических испытаний других препаратов.

– Да, похоже, что Ребекка – это по существу я, – признал я.

– Она сейчас здесь? – спросила Майя.

– Да.

Ребекка делала у стены стойку на руках, пока Майя сидела за моим письменным столом.

– Если она боится и тебе надо ее успокоить, то не стесняйся, – произнесла она. Зеленые искорки в ее глазах вспыхнули ярче обычного.

– А если рядом люди? Они же узнают, что со мной не все в порядке, – засомневался я.

– Ты единственный, кто сможет ей помочь, – заявила она, не обратив внимания на мой вопрос.

– Майя, она не настоящая! – возразил я, стараясь не смеяться.

– Ты нужен ей. И она – часть тебя, – просто сказала Майя. – Перестань казнить себя за то, чем ты не можешь управлять.

– В смысле – перестань казнить ее .

– Это же одно и то же, запомнил? – отозвалась Майя. – В любом случае скажи ей, что все будет хорошо. – Она помолчала и добавила: – Потому что я рядом.

Я коснулся кончиков ее пальцев и улыбнулся:

– Похоже, тогда нам повезло.

– Да, – подтвердила Майя, снова поворачиваясь к монитору. – Вам повезло.

Я глядел на нее, давая ее словам проникнуть мне в самое сердце. Потом снова улыбнулся.

– «Я люблю тебя, когда ты замерзаешь при двадцати с лишним градусах тепла на улице, – начал я. – Я люблю тебя, когда тебе нужно полтора часа, чтобы заказать сандвич. Я люблю тебя, когда у тебя на носике появляется морщинка, если ты смотришь на меня, как на придурка…»

Майя оборвала меня поцелуем, не успел я закончить реплику из фильма, и лицо ее подобрело.

– Я тоже тебя люблю, – откликнулась она, коснувшись моего лица. – А теперь заткнись-ка на минутку, мне надо кое-что прочитать.

Я хочу, чтобы вы знали, что я прекрасно понимаю: чтение моих мыслей и понимание их – задача не из легких для других людей. Это, наверное, немного вас изменяет, когда вам каждый день приходится влезать в чужие головы. Я все понимаю и рад тому, что вы оказались здесь, дабы прочесть мою писанину, поскольку быть мною – на самом деле очень одиноко.

Я всегда представлял дело так, чтобы казалось, будто бы наши с вами сеансы – жуткая тягомотина, от которой мне хотелось увильнуть, но это неправда. Не были они занудными. И вы тоже.