Джулия Уолтон - Слова на стене

– Но ты знал, что со мной? О моем «отклонении»?

Он кивнул.

– И ты подумал, что будет прикольно транслировать мой припадок на всю школу? – поинтересовался я. Голос мой звучал на удивление спокойно, если учесть мой первый порыв ему врезать.

– Нет, тут все не так… – начал было он.

– И мой отчим не выдвигает против тебя никаких обвинений. Это я сказал ему бросить это дело. Так что если ты здесь, потому что переживаешь из-за…

– Я здесь не поэтому, – вставил Йен, на этот раз перебив меня, но не глядя мне в глаза.

– Тогда за каким хреном ты здесь, Йен? – удивился я. Он дернулся, а я сдержал улыбку.

– Потому что мне хотелось тебя достать, но вовсе не таким образом. Я и не думал, что кто-то отправится в больницу. Все зашло слишком далеко. И я прошу прощения. – Голос его стал совсем тихим, когда из его рта выдавилось извинение. – Хорошо? – Йен сунул мне в руки бумажный пакетик. Я открыл его.

– Печенье? – Я широко разинул рот от потрясения. – Ты их сам испек?

Ничто не могло бы подготовить меня к этому моменту. Он действительно испек мне печенюшки, чтобы подкрепить свои извинения. Это стало эквивалентом того, как если бы он рухнул на колени и принялся молить о прощении. Это куда хуже, чем увидеть его голым.

И вот же блин – мне хотелось рассмеяться.

– Твоя подружка велела мне их испечь, – сказал Йен.

– Но… она что? – У меня совсем крышу снесло от этих слов.

И вот тут подкатил Дуйат в маминой «Тойоте», стукнувшись о бордюр, да так, что противно заскрежетали задевшие бетон колпаки. Он вышел из машины и, как только увидел Йена, зашагал прямиком к нам и решительно встал рядом со мной.

– Что он здесь делает? – спросил меня Дуайт, словно Йен здесь вовсе не стоял.

– Он пришел извиниться, – ответил я, открывая коричневый бумажный пакетик, чтобы показать Дуайту выпечку. Он сунул туда руку, вытащил печенюшку и, злобно глядя на Йена, впился в нее зубами.

– Ну, вот и все, – пробормотал Йен и зашагал к машине, выжимая из себя все силы.

– Йен! – крикнул я ему вслед, когда он взялся за ручку двери. – Спасибо.

Он кивнул.

– И братан, – добавил Дуайт, – займись-ка ты лучше плаванием. Печенюшки у тебя просто дерьмовые.

Он попытался изобразить на лице невинное выражение, когда Йен сел в машину.

– А что? Я вернул тебя на землю, чел.

Чуть позже я отправил Майе сообщение.

Я : Ты сказала Йену, что он должен испечь для меня печенье?

Майя : Вообще-то когда он заявился, чтобы поговорить со мной, я заявила ему, что он должен гнить в аду с выползающими из глазниц червями и присосавшимися к подмышкам пиявками, но все равно он не искупит этим то, что наделал с тобой.

Я : Гм. Похоже, тогда он это не так понял.

Майя : Тогда я сказала, что он должен извиниться, и если в нем осталась хоть капля чего-то человеческого, ему нужно испечь тебе печенье.

Это заявление было потрясающе странным и жутковатым.

Я : ПОЧЕМУ?

Майя : Первое: он издевался над тобой за то, что ты испек мне печенье на День святого Валентина, и говорил, что оно – прикрытие твоего нищебродства.

Это я помнил.

Майя : И второе: он должен думать о тебе, пока занимается выпечкой.

Я : Ну… да. Странно как-то.

Майя : Нет, просто замечательно. Любой может просто съесть печенье. Но если ты делаешь его для кого-то, ты поневоле думаешь об этом человеке, пока этим занимаешься. А Йен должен думать о тебе и испытывать стыд.

Я : Ладно.

Майя : Ты все еще думаешь, что это странно?

Я : Да, но про червей и пиявок – это ты круто загнула.

26 июня 2013 года

Я помню, что, когда вышел «Гарри Поттер и Принц-полукровка», мне пришлось поломать над ним голову. Тогда я был злее некуда. Ну злее некуда в том смысле, что во время чтения книги. Словно Гарри Поттеру еще не по полной досталось.

По крайней мере Дамблдор вернулся ближе к концу последней книжки. Помните? Может, и забыли. Это произошло в месте, напоминающем вокзал «Кингс-Кросс». То видение, когда он сказал Гарри, что у того есть выбор. А потом, когда Гарри спросил, реален ли Дамблдор или же все происходит лишь в его голове, тот ответил:

– Конечно же у тебя в голове, Гарри, но с чего бы это вдруг значило, что все это нереально?

Он прав, да? Вообще-то не имеет значения, что никто не видит того, что вижу я. И от этого все мои видения не становятся менее реальными.

Реальность субъективна. Есть масса вещей, которые по-настоящему реальны не для всех. Вот, например, боль. Она реальна лишь для того, кто ее испытывает. Всем остальным приходится верить тебе на слово.