Джулия Уолтон - Слова на стене

Я действительно сумасшедший, но даже я знаю, что на этом месте история закончиться не должна. Я начал ощущать воздействие лекарства через несколько минут после того, как проглотил его. Как-то внезапно и слишком сильно. Майя подумала, что я просто нервничаю, поскольку не люблю большие скопления людей, но я весь покрылся потом, и мне стало тяжело дышать. Это было предупреждение. Мне следовало бы уже отправляться в больницу, но тут объявили медленный танец, и та часть меня, которая хотела, чтобы я оставался нормальным парнем, потащила Майю на танцпол. Мы помахали Дуайту и Кларе, которые неуклюже раскачивались неподалеку.

Танцы в католических школах очень скучные и унылые. С потолка свисали цветные ленты и светящиеся в темноте лампочки-звезды, а нанятый дирекцией диджей включил бивший брызгами в стену стробоскопический фонарь и мониторы, проецировавшие картинки на танцпол. То и дело кто-то из монахинь разводил парочки подальше друг от друга, сердито внушая парням и девчонкам, что между ними нужно оставить место для Святого Духа. И все же Майя прильнула ко мне, а я попытался забыть, что я ненормальный. Это почти удалось, но в конечном итоге они меня все-таки разыскали.

Там собрались все мои воображаемые друзья. Гораздо приятнее называть их так, а не галлюцинациями, верно? Я заметил, как они выстроились вдоль стены, пока я танцевал с Майей. Лица у них, как на подбор, были унылые, и я понял, что им грустно за меня. Никому из них не хотелось становиться тем, чего я боялся. Им даже вовсе не хотелось находиться там.

Этого хотелось голосам.

Во время танца с Майей я услышал, как что-то разбилось. Может, бокал, но я не видел, где именно. Я дернул головой в том направлении, откуда донесся звук, и, наверное, по чистой случайности потянул за собой Майю, потому что она спросила, все ли со мной в порядке.

– Все нормально.

– Пойдем-ка присядем. Тебе нехорошо, – сказала она.

– Нет, хочу дальше танцевать.

– У тебя разболелась голова. Нам надо на минутку присесть.

– Да нормально все со мной.

Я позволил ей дотащить себя до стола у края зала, когда от звука, похожего на рев прибоя, у меня заложило уши и перехватило дыхание. Я рухнул на оказавшийся ближе всех стул.

– Мы уходим. Что-то случилось. Ты весь мокрый от пота.

– Все нормально. Ничего не случилось.

Даже говоря эти слова, я знал, что Майя мне ни за что не поверит. Для нее одно дело – не знать, что именно со мной происходит, и совершенно другое – не обращать внимания на чьи-то проблемы. К тому же у меня уже затряслись руки, когда в противоположном конце танцпола я заметил Йена, пристально смотревшего на нас.

И вот тут обрамлявшие танцпол мониторы прекратили вспыхивать и сверкать. На всех десяти дисплеях запустилось совсем другое видео, когда перестала играть музыка. На видео был я.

Я высветился на всех экранах, блюя в писсуар и молотя кулаками по раковине, крича «ПОШЕЛ ВОН!» третьекласснику с вытаращенными глазами и трясущимися руками. Кто-то все это записал.

И внезапно я не смог дышать.

– Адам? – прошептала Майя, пытаясь положить мне руку на спину. – Что происходит?

И тут вступили голоса.

Чего он ждет? Ему же надо бежать. Теперь все всё знают. Ему нужно мотать отсюда .

Это все Йен сделал. Он ведь намекал, что знает мою тайну, а теперь у него появились доказательства! И видела их вся школа. Вот он я. Урод, выставленный на всеобщее обозрение. И в первую очередь – Майи.

Я увидел, как к нам побежал Йен, и мое тело мелко задрожало. Я четко знал, что надо шевелиться, но не успел хоть что-то сделать, как Йен превратился в нечто иное, что-то темное и неестественное, плавно скользнувшее по полу и бросившееся мне на грудь.

Мне тяжело излагать подробности того, что произошло дальше, поэтому я перескажу вам то, что говорила мне мама. Видимо, она все узнала от сестры Катерины, которая прибыла, чтобы вознести надо мной молитвы, когда я впервые здесь оказался. Я был не в себе, так что ничего особо не помню.

Услышать это от мамы было куда хуже, чем припомнить самому. Мне пришлось постоянно выпытывать у нее подробности, пока она не поведала мне всю историю.

– Ты долго кричал и визжал, прежде чем позволил кому-то к себе приблизиться, – сказала она.

Этого я вообще не помню, поэтому очень странно, что я все еще могу сгорать от стыда, верно?

– А на кого я кричал?

– Не знаю. – Однако по тому, каким тоном мама это произнесла, я все понял. Она хотела сказать, что знает: я кричал в пустоту.