Дмитрий Цветков - Anno domini

Заблудившись в мыслях, Вадим все же заставил себя подняться. Он накинул халат и вышел из дома в пристройку во дворе. Это жилье они снимали уже полгода. В месяц со всеми коммунальными услугами приходилось платить около пятисот гривен. Учитывая то, что его зарплата составляла шестьсот, легко можно было понять острую потребность в дополнительном заработке. Аня долго не могла найти нормальной работы, но месяц назад ей повезло, и она устроилась официанткой в приличном кафе в самом центре города. Официально ее не оформили, но в наше время на это никто не обращает внимания, — кто будет в двадцать пять думать о пенсии, если сегодня нечего есть. Зарплата была небольшая, но чаевые позволяли сводить концы с концами. Однако даже благодаря этому дополнительному доходу им не удавалось собирать деньги на оплату жилья, и приходилось раз в два месяца занимать до тысячи гривен, надеясь на будущее финансовое потепление, которое позволит когда-нибудь рассчитаться с долгами.

Вернувшись в областной центр из «ссылки», как он называл свое двухгодичное отсутствие в городе, Вадим мог бы найти работу с более приличным заработком. Он рассмотрел тогда несколько вариантов с максимальной зарплатой в полторы тысячи на должности коммерческого директора оптовой фирмы, но остановился на предложении своего давнего, а точнее сказать — первого в жизни друга, с которым познакомился в возрасте пяти лет, впервые самостоятельно выйдя на прогулку во двор, в то время как родители наблюдали за ним с балкона пятого этажа. Соседа по дому звали Саша, и, сдружившись с этой встречи, они всю жизнь поддерживали теплые товарищеские отношения. Именно на Сашином предложении Вадим и остановился почти год тому назад.

Уже десять лет, а последние два года — в должности генерального директора, Александр работал на фирме, принадлежащей Корнееву — мужу его старшей сестры. Это был крупный бизнесмен, известный не только в своей области, но и в столице. Вадим знал его с детства, с тех самых пор, когда худощавый Женька приезжал в ушастом «Запорожце» на свидания к Сашиной сестре. Позже они встречались в Польше, и Вадим выручал Корнеева, торгуя на рынке его товаром. Однажды тот попросил Вадима свозить его в область, где нужно было попить водки со старыми друзьями-комсомольцами. Когда во дворе частного дома на скорую руку был накрыт стол, Корнеев пригласил Вадима перекусить, представив его своим товарищам как друга, сделав ударение на то, что это не водитель. А, возвращаясь домой, они всю дорогу горланили песни «Машины времени». С тех пор прошло лет десять, и за это время Корнеев сумел совершить свой головокружительный взлет, который сделал его для Вадима Евгением Николаевичем. И хотя оба они продолжали петь Макаревича, но каждый теперь пел по-своему и о своем.

Предложенная Сашей работа заключалась в разнообразной помощи генеральному директору. Это был самый обширный круг обязанностей от телефонных звонков до оформления автомобилей и получения лицензий. Вот только у Корнеева Саша смог добиться для Вадима лишь вакансии водителя со ставкой в шестьсот гривен и то без оформления в штат фирмы. Когда же пришло время первой зарплаты, Корнеев отмолчался и сделал вид, словно никакой договоренности не существовало. Тогда Саша решил платить товарищу из собственного кармана. Вадим сразу же попытался отказаться от таких условий, чтобы не быть обузой в чужом семейном бюджете, но его другу на самом деле нужна была помощь. Плюс ко всему, Саша собирался открывать собственное дело, в которое Вадим мог войти уже не работником, а компаньоном. Так все и оставалось до декабрьского вечера, когда жизнь Вадима внезапно изменилась. Но это произойдет только через неделю, а сегодня, в воскресенье, Вадим стоял над раковиной и чистил зубы.

Все протекало точно так, как он рисовал себе, лежа в постели. Вот и кофе, вот и диван с телевизором. Аня уехала. Вадим следил за меняющимися на экране картинками и ненавидел себя за то, что продолжал жить по написанному утром сценарию, который заключен был в бессмысленном ожидании следующего дня. Он понимал, что только сам в состоянии изменить это положение, но, словно околдованный ленью, оставался неподвижным. Перед глазами, не переставая, плыли картины его прошлой и будущей жизни, цепляясь одна за другую мимолетными, не успевающими сформироваться в слова мыслями, перемешиваясь, словно в миксере. Вспомнилась мама, сначала в болезни в последние часы своей жизни. Пять бессонных суток она задыхалась от рака, сжирающего ее легкие. Ни на минуту не впав в забытье, она увидела в последнее свое утро, что Вадим проснулся на раскладушке около ее кровати, и прошептала: «Сынок, поспи еще немного, ведь ты так поздно вчера лег!». А через несколько часов умерла. Наверное, именно в этот момент он смог понять всю глубину материнской любви. А вместе с этим осознал и всю трагедию своей утраты. Потом пришло воспоминание из самого раннего детства, будто фотография из прошлого: мама стоит около печки к нему спиной, а он сидит за столом и повторяет: «Мама, я тебя люблю!». Но следующая мысль, зацепившаяся за осколок памяти, — про его родную сестру, такую же мамину дочь, как и он сын, только на одиннадцать лет старше. Полгода назад она лишила Вадима дома, который достался ему от мамы, хотя сама имела отдельную квартиру, оставленную бабушкой. Но самой большой потерей для Вадима в этом случае была библиотека, которую отец собирал для него всю жизнь. Ни одной книги и ни одной маминой вещи он не смог забрать себе, когда из собственного дома, непредусмотрительно оформленного им на племянницу, его провожали пять милиционеров, приглашенных сестрой, видимо, для пышности последнего демарша. Остались только альбом с фотографиями, мамины записки и дневник, Библия нового издания и Евангелие 1913 года, которое принадлежало еще его прабабушке. Эти вещи он успел спрятать заранее, подозревая о надвигающейся «грозе».