Антонио Редол - У лодки семь рулей

Нас выстроили в алфавитном порядке, в два ряда, на расстоянии большого шага. Утро было холодное (шел снег), мы зябко поеживались. Это ему пришлось не по вкусу. Он заорал, едва появился в дверях; надзиратели бросились к нам, приказывая подтянуться, и он обвел нас всех леденящим взглядом.

Грузный чиновник с раболепной угодливостью подавал ему карточки заключенных и прямо-таки ходил перед ним на задних лапках.

— Надо сделать кое-какие перемещения, — сказал начальник тюремному секретарю.

Мы содрогнулись. У меня захолонуло сердце, полагаю, и у других тоже.

Он спрашивал фамилии, сличая их с карточками, делал какие-то пометки и несколько карточек оставил у себя. Сначала он задержал карточку еврея родом из Румынии, стоявшего рядом со мной; этот человек целыми днями мучил себя и нас, сочиняя изысканные меню из трех блюд с дорогими винами, сыром и десертом. Утром это было главное его развлечение. Потом он составлял меню обеда и ужина и громогласно их читал.

В то утро он побелел как полотно, когда новый начальник с усмешкой осведомился, не желает ли он прокатиться на родину.

— Нет, не хочу, — отвечал бедняга, угадывая, что его ждет. — Я уже не румын, я француз.

— Никакой ты не француз. Ты еврей, — возразил начальник, останавливаясь против него с карточкой в руках.

Меня он допросил молниеносно. Беспокоило только то, что он возится с моей карточкой; он похлопал меня ею по плечу и заглянул в глаза. Я понял, что нельзя пасовать перед ним, и принял вызов.

— Мы стоим за правду! — воскликнул начальник тюрьмы, словно в ответ на мой взгляд. — Жаль, что ты не хочешь нам помочь. Ты знаешь, что я имею в виду… Ты очень скрытен, а это нехорошо.

Наконец он передал карточку секретарю, сделав в ней какую-то пометку. «Вдруг NN» [9] Такие пометки делали немецкие фашисты на документах людей, обреченных на смерть. , — подумал я. Нет. Пока что я уцелел. Так мы и жили изо дня в день, не зная, сколько нам еще осталось.

Он шел вдоль рядов, монотонно отдавая приказания, его нервозность выдавал только взгляд. Но когда он очутился рядом с Гарсией, выдержка изменила ему; испанец заявил, что отказывается назвать свое имя и что, если с ним будут говорить на «ты», ему придется отвечать тем же. Я забыл сказать, что у начальника на руке висела плеть. И ею он ударил партизана по лицу.

— Ты отлично знаешь мое имя и знаешь, что я приговорен к смерти. Ты знаешь также и то, что я смерти не боюсь. А трусов вроде тебя тем более.

Он говорил по-испански, гордо вскинув голову. Надзиратели окружили его, и на мгновение ряд расстроился.

Гарсиа продолжал:

— Тебе ясно, что твои хозяева нацисты проиграют эту войну. Так же ясно, как и мне. Сколько бы людей они ни расстреливали. На место каждого убитого встают десятки борцов.

Окончательно утратив спокойствие, новый начальник завопил, обрушив на испанца град ударов; он понимал, что любой ценой должен сломить его упрямство. Однако Гарсиа не сдавался, молчаливая поддержка товарищей словно придавала ему сил. Тогда полицейские потащили его, а он запел, подставляя лицо ударам хлыста. Смотр окончился. Голос Гарсии удалялся, но не ослабевал; напротив, он становился сильнее и, подхваченный товарищами, звучал в камере. Около двери в первом ряду пел Алсидес. Впервые за время пребывания в тюрьме он был вместе с нами.

Зима пришла и расположилась по-хозяйски, холодная, с обложными дождями.

По полузатопленным жидкой грязью дорогам Лезирии едва можно было проехать верхом. Проходившие стада оглашали воздух тревожным мычаньем: чуяли близкую бурю. Возле Вау вода поднялась и перехлестывала через дамбы, грозя великим бедствием. И отсюда до Понта-де-Эрва по Кампо-де-Азамбужа и по всей Борда-де-Агуа вместе с водами Тежо поднималось и росло гнетущее беспокойство.

По слухам, в Испании бурные потоки уже низвергались с гор, превращая ручейки в необузданные реки, и с минуты на минуту ожидалось распоряжение переправлять скот в Шарнеку. На дамбах оставались только те, кто не мог покинуть их даже во время разлива.

Прибыли землекопы. В брезентовых комбинезонах, вооруженные складными лопатками, они готовились встретить опасность лицом к лицу.

Напуганные сторожа и рабочие-землекопы собирались в таверне Доброго Мула. Все пили больше обычного, стараясь заглушить одолевавшую их тревогу. Разговоры не клеились, а если вдруг завязывался спор, то спорили злобно, ожесточенно, как враги.