Дарья Симонова - Свингующие

И все-таки Каспару нравилась Фелиция, хоть он и не завидовал ее подчиненным!

Для начала голодный консультант по матримониальным вопросам попросил Фелицию описать своего избранника. Глухой номер! Великовозрастный доктор наук под пятой у старухи матери. Один брак она ему разрушила… давным-давно. Но сыночек, похоже, был очень привязан к родительнице и обиды не держал.

– У Володьи, коньешно, были женьщины, – соглашалась Фелиция с банальной логикой. – И жена… Но почему бы не дать человьеку шанс?

– Не нужно выходить замуж, чтобы дать человеку шанс. Это делают совсем не для этого, – парировал Каспар, походя дивясь собственной неэмпирической мудрости. Сам-то он для себя пока не выяснил истинной формулы брака. Но кто не знает, что в некоторых делах дилетанту легче достичь успеха, чем среднему профи.

Фелиции не подходил ее «Володья». В этом Каспар убедился окончательно, когда увидел его воочию. Он попросил пригласить женишка на сеанс из любопытства, сказав, что иначе клиническая – «простите за выражение!» – картина будет неполной. Будущий «господин Браун» оказался типичным мятущимся интеллектуалом, которому приходится подрабатывать на чуждой торговой стезе. Растерянный Владимир. Совсем не тиран! Но была в нем скрытая пружинка, давно заржавевшая и неиспользуемая – однако… разрушенный храм все храм, как говорится. Привлекательный тип для студенток гуманитарных факультетов. А немке нужна была жесткая руководящая рука. Вместо Амалии. Ведь не зря же та заняла свой многолетний деспотичный трон в Фелицином миропорядке! Окажись непоколебимая подруга мужчиной – и судьба ее нерешительной товарки давно бы обернулась семейной идиллией. То есть абсолютной монархией, потому что это суть одно. Но судьба на то и судьба, что любит рокировки. Памятуя про обиду Фаныча, Каспар очень бережно подводил подопечную к своему вердикту. Резину он тянул вовсе не ради наживы, как полагал внезапно нагрянувший в его жилище обтесанный гольфстримами Игорь Бекетов. Тот только знал потешаться над школьным дружком, что ловит рыбку в кошельках прижимистых иностранок. Хотя сам ловил свою «голландскую селедочку» там же. Но поступал, как ему думалось, честнее.

– Вот ты, пацан, даешь! Поехали со мной к голлашкам! Ты так долго не протянешь. Таких, как твоя Фелиция, не найдешь больше, сам знаешь. Богатеек надо по-другому трясти. Они мизинец-то оттопыривают, а любят на самом деле ураган и беспредел в постели. А ты мутотой какой-то занимаешься, ей-богу!

На самом деле Бек не слишком торопился на капиталистический берег. Тем более что Каспар познакомил его с белозерской библиотекаршей, и у них закрутилось. Не очень-то у него, видно, шел пропагандируемый «ураган» за бугром. А здесь Бек обрел крышу над головой и занялся мелкой спекуляцией. Торговлей то есть. Как все.

– У нас здоровый шахер-махер, а у тебя что?! – будил он Каспара после ночного бдения в ларьке.

Сам того не зная, Игорек следовал завещаниям Белозерского. Значит, связь времен не прерывалась… Бек даже повадками напоминал своего предшественника – так же точно знал, что и как нужно делать, поучал, провоцировал, но сам ни-ни. Учил плавать, не намокая. Только с деньгами у него лучше получалось. И авантюры затевались простые и понятные народу: купил немного дешевле, продал немного дороже. Никакой зауми. Чай, не профессор. Но мог огорошить неожиданной фразой. Типа:

– Иорданки пахнут жасмином…

Есть своя поэзия в мелких торговцах. Недаром неискушенные за границей восторгаются укромными лавочками всякой всячины. А свои лавочники – они, по Пушкину, милы, когда уже в прошлом.

Каспар жил в общаге. Еще ему была неожиданно вверена под присмотр квартира уехавшей в Тибет знакомой, тихой художницы, старшекурсницы, которая в результате мимолетного знакомства почему-то прониклась доверием к младшему собрату по альма-матер. Барышня, по-видимому, не слишком усердствовала в учебе, уделяя больше внимания совсем не программному изобразительному искусству. Каспару был близок такой подход – он и сам не по профилю! А еще девушка не хотела, чтобы приходила ее мама и выкидывала дочкины холсты – родительница считала, что на этом занятии далеко не уедешь… И потому художница-оппозиционерка предпочла вверить своих комнатных питомцев – фиалки и прочую флору – малознакомому, но с виду незлодейскому человеку. А мама и вообще не в курсе, что дочь отправляется к монахам. Если и узнает, то в квартиру без разрешения не сунется. Такие вот строгости!